Слоан Уилсон - Место летнего отдыха Страница 15

– Это как раз то, что надо! – воскликнула Маргарет.

Как-то на рассвете на следующий день после того, как был найден дом «что надо», Молли выбралась из спальни и прокралась из комнаты матери вниз, в гостиную, где спал отец. Как была в ночной рубашке и кимоно, она присела на диван у него в ногах. Он открыл глаза и улыбнулся.

– Я не хотела тебя будить, – сказала она.

– Я уже не спал. Хочешь под одеяло?

– Да.

– Тебе приснился страшный сон? – спросил он, когда она улеглась рядом.

– Нет, просто захотелось к тебе.

Они обнялись, как бывало, когда она, увидев во сне что-нибудь страшное, ночью прибегала к нему. С младенчества Молли была удивительно теплым и нежным ребенком. Однажды, когда ей было семь, обвив его ручонками за шею и глядя на него полными обожания глазами, она попросила его жениться на ней. Сейчас, совершенно не осознавая себя женщиной, она прижалась к нему, ерзая и слегка посапывая от удовольствия и нисколько не смущаясь при этом, потому что несмотря на проснувшуюся чувственность была невинна. Прикоснувшись губами к ее волосам, он спросил:

– Рада, что мы вернулись в Буффало?

– Не очень.

– Почему?

Она сморщила нос и ответила:

– Слишком унылая картина. Я люблю горы и море.

– Я тоже.

– Поедем на остров в будущем году?

– Надеюсь.

– Лето было забавное, – сказала она.

– Тебе понравилось?

– Мне не понравилась яхта.

– А остров?

– Остров – да, – ответила она, но в ее больших глазах мелькнула тревога. – Пап, мы можем поговорить? Я имею в виду, как раньше, серьезно.

– Конечно.

– Ну так вот: Джонни Хантер меня поцеловал, и я тоже его поцеловала. Ты считаешь, я не должна была этого делать?

– Он тебе нравится?

– Вроде, да.

– Тогда, думаю, ты правильно сделала. Но слишком увлекаться такими вещами не следует, тебе еще рановато.

– Он не пытался сделать ничего плохого. В последний день перед отъездом, до того, как мы спустились в яхту, он попросил меня с ним прогуляться. Все время повторял, что я умная девочка, и вдруг поцеловал меня вот сюда, – Молли тронула тоненьким пальчиком губы. Кен улыбнулся.

– Потом он извинился, но смотрел на меня с таким, не знаю, отчаяньем, что ли, ну я и поцеловала его в ответ.

– Я рад, что ты так поступила, – сказал Кен.

– А потом он спросил, не могли бы мы зимой переписываться. Если позволяет ледовая обстановка, им на остров почту доставляют раз в неделю. Он спросил, буду ли писать ему, а я согласилась.

– Ну и правильно.

– Как ты думаешь, мама не будет против?

– Не вижу причин.

Молли вздохнула и потянулась.

– Здорово! Я тебя люблю, пап. А теперь я лучше пойду наверх, не то бабушка меня убьет.

– За что?

– Прежде чем выхожу из комнаты, нужно убирать постель; у нее так заведено, будто это заповедь из библии или еще откуда-нибудь. Кроме того, мама сказала, бабушка очень огорчается, когда ее не слушаются.

– Какой кошмар! – ответил Кен, сделав свирепые глаза. – Выходит, лучше слушаться.

Молли скорчила гримасу и выпрыгнула из кровати. Уже сверху послышался ее приглушенный смех.

Кен лежал, глядя в окно на ровный загородный пейзаж. «Что ожидает Молли, – думал он, – если оставить ее здесь с этими двумя женщинами? Они ее выхолостят так же, как выхолащивают кошек, и к двадцати годам она станет такой же, как они». Кен сжал кулак и стукнул им о ладонь.

На следующий день Кен заболел: сильная простуда, перешедшая в бронхит. Он лежал мрачный на диване, поджав под себя ноги и кашляя. В том году зима наступила рано даже для Буффало, и в середине сентября пошел снег. Кену хотелось знать, идет ли снег на Пайн-Айленде и как там сейчас Сильвия. Он представлял себе, как она в ожидании обещанного письма волнуясь стоит возле Барта, пока тот разбирает почту.

Бронхит не проходил, и Маргарет не нравилось, что диван целыми днями не сложен. «Это ужасно, – говорила она, – но ни женщинам, ни девушке нельзя спать в гостиной, потому что на окнах нет ставней, и кто угодно может заглянуть». Старик Брюс предлагал для больного свою спальню, но в нее можно было попасть только через комнату Маргарет, и Кен отказался. Молли подставила к дивану кресло и положила на него подушку, чтобы он мог вытянуть ноги.

– Наверное, ты мог бы лечь в больницу, – с надеждой предложила Маргарет. – С таким кашлем…

– Я не лягу в больницу, – взревел Кен.

– Но нам с мамой надо начинать укладываться, готовиться к переезду, – объяснила Хелен. – Мы будем очень заняты…

– Вы занимайтесь вещами, – заявила Молли. – О папе позабочусь я.

Два дня подряд Молли составляла подробный график его температуры, которая колебалась от нормальной до сорока, давала лекарства строго по предписанию врача. Приносила книги из библиотеки; к его удивлению, именно те, что его интересовали.

– Откуда ты знала, что мне это понравится? – спросил он, держа в руках новый роман, отзыв о котором недавно вырезал из газеты и положил в бумажник.

Молли была довольна.

– Просто догадалась, – ответила она.

На третий день Молли сама свалилась с ангиной и лежала у себя наверху. Маргарет и Хелен, занятые заворачиванием бесконечных чашек в бумагу, которые они укладывали в коробки со стружкой, проявляли явные признаки раздражения.

– Не знаю, что и делать, – причитала Маргарет. – Держать здесь двух больных антисанитарно. В самом деле, Кен, глупо отказываться от больницы.

– Я уже могу вставать, – ответил Кен. – Теперь я сам буду сиделкой.

В тот же день Кен встал. Когда он читал Молли книжку, сидя в ногах ее постели, в комнату вошла Хелен.

– Тебе письмо, Молли, – она протянула квадратный конверт кремового цвета.

Молли молча его распечатала. Хелен не уходила, наблюдая за дочерью.

– Пойдем, Хелен, я принесу тебе еще коробок, – позвал Кен.

На лестнице Хелен сказала:

– Это письмо от Джона Хантера.

– Да!?

– Полагаешь, в ее возрасте нормально получать письма от мальчиков?

– Почему бы и нет?

– Мама считает, что это неправильно.

– Иногда мне хочется скатать из твоей мамочки шарик и заткнуть им ее же собственную глотку!

– Тише, Кен! У нас маленький дом!

В этот момент Маргарет с усталым видом вышла из кухни. В ее седых волосах застряли стружки. Губы были плотно сжаты. Кен отправился в подвал, где хранились коробки из-под посуды, вынес одну. Подходя к гостиной, он услышал голос Маргарет:

– В любом случае я с ней поговорю, дорогая, этого нельзя так оставлять.

– С кем вы поговорите? – взорвался Кен, швыряя коробку на пол.

Маргарет провела рукой по волосам.

– Это мы с мамой о своем, милый, – сказала Хелен.

– Вы говорили о письме, которое получила Молли?

– Это наше личное дело, – ответила Хелен.

– Как угодно, но я требую, чтобы ребенку не было сказано ни слова!

Хелен приняла обиженный вид, задрав по привычке подбородок и прикрыв глаза.

– Не груби маме!

– И не думал. Я только требую того, что касается воспитания моей дочери!

– Она и моя дочь!

– Конечно. Поэтому решать что-то, связанное с ней, мы будем вместе!

Маргарет взяла со стола очередную чашку и проговорила:

– Я желаю девочке только добра.

– Извините, мама, – ответил Кен, – но это наше дело.

– С мальчиками и девочками в этом возрасте всегда случаются неприятности, – продолжала Маргарет. – Почитайте газеты.

– К Молли это не имеет никакого отношения!

– Я не настаиваю. Но в свое время Брюс доверял мне воспитывать Хелен.

– В разных семьях бывает по-разному, – взяв себя в руки, сказал Кен. – Теперь, если позволите, я отнесу Молли молока, а потом вздремну.

По дороге его осенила идея. Когда он вошел, Молли читала; письма видно не было, и он не стал о нем спрашивать. Молли улыбнулась и тоже промолчала.

– Ты смогла бы сейчас выдержать перелет в самолете, моя хорошая? – спросил Кен.

– Конечно! Куда летим?

– Я тут подумал: неплохо бы отправиться во Флориду и как следует прогреться – нам с тобой вдвоем.

Глаза девочки широко раскрылись от удивления.

– Это было бы чудесно!

– С мамой я еще не говорил, но мы это уладим.

Он спустился в гостиную, решив как следует подготовить сцену для предстоящей беседы. Быстро разобрал диван. Снял брюки и, как он полагал, очень живописно повесил их на дверную ручку. Рубашку бросил па спинку стула в стиле XVIII века, а на подоконнике, где на обозрение прохожих выставили лучшие чашки Маргарет, пристроил ботинки и носки. Растянувшись на диване в нижнем белье и натянув одеяло до пояса, он с удовольствием осмотрел произведенный им беспорядок.

– Хелен, – позвал он. – Можно тебя на минутку?

– Ты сам не можешь подойти? – спросила Хелен.

Завернувшись в одеяло так, чтобы снизу торчали волосатые ноги, он направился в столовую.

– Я, кажется, снова заболеваю, – произнес он, старательно кашляя, и, взяв со стола чашку, добавил – Сюда можно сплюнуть?