Юкио Мисима - Запретные цвета Страница 14

Экс-граф Кабураги приметил Сюнсукэ и протянул ему руку.

— Ваше здравие! — поприветствовал он с расплывшейся во все лицо улыбочкой, чуть склонив голову, при этом его другая подленькая выхоленная ручка крутила пуговицу на пиджаке.

С тех пор как поместья обложили налогами, этим приветствием завладели всякие снобы; а вот средний класс вообще пренебрегал им в силу своего безмозглого упрямства. Грязные делишки аристократии стали очевидным проявлением ее высокомерия, поэтому его слова — «ваше здравие» — впечатляли всякого, кто мог их слышать, совершенной естественностью. В сущности, в этих высокородных снобах едва виделось что-то человеческое, когда они занимались своей благотворительностью, однако совершенные ими преступления делали их хотя бы немного человечными.

Что-то неуловимо мерзостное чувствовалось во внешности этого господина. Или что-то сравнимое с грязными несмываемыми пятнами на одежде, с клеймом каким-то, со смесью болезненной слабости и дерзости, а добавьте сюда еще его мрачноватый, будто сдавленный голос, — и все это вместе создавало впечатление тщательно продуманной естественности…

Сюнсукэ вспыхнул от гнева. Он припомнил вымогательства семейки Кабураги. И разумеется, его любезное приветствие не было поводом проявлять ответную любезность.

Старый писатель сдержанно поклонился. И тотчас понял, что выдал какое-то ребяческое приветствие, поэтому решил исправиться. Он поднялся с дивана. Кабураги носил короткие гетры и лакированные кожаные туфли. Заметив, что Сюнсукэ встает, он ретировался, сделав на отполированном паркете пару шажков, словно танцевальные па. Он вспомнил, что долго не виделся с одной знакомой дамой, присутствовавшей здесь, и стал раскланиваться с ней. Потеряв свою цель, Сюнсукэ не знал куда податься. В тот же миг к нему подоспела супруга Кабураги и препроводила его в сторону окна. Эта женщина обычно не утруждала себя поклонами. Она шла проворно, подол ее кимоно колыхался равномерно, волнами.

Госпожа Кабураги встала напротив окна, в котором на фоне сумерек отчетливо отражались комнатные лампы. Сюнсукэ изумился ее великолепной коже без единой морщинки вокруг глаз. Просто она умела вовремя выбрать правильный поворот головы и правильное освещение, когда на нее обращали внимание.

Она не упомянула о прошлом инциденте. Она и муж ее были хорошими психологами, умели не выказать собеседникам своего смущения.

— Вы хорошо выглядите! По сравнению с вами мой муж выглядит сегодня староватым.

— Уж пора бы и мне состариться, а то в юношеском задоре наделал много оплошностей, — посетовал шестидесятишестилетний писатель.

— Вы старичок шаловливый! Еще горазды на амурные подвиги?

— А вы?

— Какая невежливость! Моя жизнь только начинается, да будет вам известно. А что до виновника сегодняшних торжеств, я бы взяла его с вашего позволения на поруки эдак месяца на три, прежде чем женить на этом сущем ребенке, кое-чему научила бы.

— Вам нравится Минами как жених?

Этот вопрос Сюнсукэ обронил небрежно, но его мутные, с желтоватыми прожилками глаза внимательно наблюдали за лицом своей спутницы. Он был уверен, что если щеки ее хоть чуть-чуть вздрогнут в смятении, если в глазах ее мелькнет слабенький огонек, то он не упустит случая разжечь сердце женщины, распалить его, воспламенить до негасимой страсти. В общем, этот новеллист считал себя парнем, чертовски искушенным в чувствах других людей.

— Я сегодня увидела его впервые. Хотя наслышана о нем. Он оказался симпатичней, чем я предполагала. Если молодой человек двадцати двух лет выбирает в невесты невзрачную девушку, мало смыслящую в жизни, то можно легко предположить, каким пресным и черствым получится между ними роман. И хуже всего, из-за этого я начинаю сердиться.

— Что говорят о нем приглашенные гости?

— Все только и судачат о женихе! Подружки невесты сгорают от зависти, придираются к его недостаткам, кое-кто даже заявляет: «Мне не нравится такой типаж!» Слов не найти, какая красивая у него улыбка! Его улыбка дышит ароматом юности.

— А что если в этом духе произнести застольную речь? Это будет неожиданно для всех, и впечатление произведет наверняка. И вообще, это ведь не из тех новомодных свадеб, когда женятся по любви…

— А разве у них не так?

— Вовсе нет! Это самая что ни на есть благородная свадьба, когда сын женится из почтения к своим родителям!

В углу комнаты Сюнсукэ приметил кресло. На нем сидела мать Юити. Из-за толстого слоя пудры на отечном лице возраст этой пожилой женщины определялся с трудом. Она старалась улыбаться, но ей мешали отеки на лице. Непрестанно на ее щеках дрожала судорожная, тяжелая улыбка. Все-таки в ее жизни это было последнее счастливое мгновение. «Счастье и в самом деле уродливо», — подумал Сюнсукэ. В этот момент мать как будто провела по бедру рукой, на которой было кольцо со старинным камнем. Она что-то сказала — вероятно, ей захотелось удалиться по нужде. Соседка ее, женщина среднего возраста в платье цвета глицинии, наклонила голову и переспросила. Затем она подала руку матери Юити и помогла подняться.

Прорезая группы посетителей и бросая всем подряд приветствия, они направились в коридор, где была туалетная комната. Сюнсукэ вздрогнул, когда увидел вблизи ее отекшее лицо — оно напомнило ему мертвое лицо его третьей жены.

— Для нашего времени это весьма трогательная история, достойная похвалы! — холодно заключила госпожа Кабураги.

— Не устроить ли нам как-нибудь встречу с Минами?

— В ближайшее время, видимо, не получится, свадьба и все такое…

— А что если после свадебного путешествия?

— Вы обещаете? Я бы хотела поговорить однажды с этим женихом спокойно и непринужденно.

— У вас же нет предрассудков насчет брака?

— Только в отношении браков других людей. А что касается меня самой, моего брака, то я ничего такого не хочу знать, — невозмутимо сказала дама.

Распорядитель возвестил всем присутствующим о начале торжества. Толпа из сотни гостей забурлила и потекла в сторону банкетного зала. Сюнсукэ занял место за главным столом рядом с почетными гостями. Старый писатель весьма сожалел, что из своего угла не сможет видеть смущение в глазах Юити в начале церемонии. Те, кто мог видеть, говорили, что темные глаза жениха были необычайно красивы в этот вечер.

Банкет продолжался без перерыва. Согласно традиции в середине торжества жених и невеста поднялись со своих мест и покинули зал под аплодисменты. У сватов, супружеской пары, все спорилось в руках, когда они помогали молодоженам, этим взрослым детям. Юити долго мучился с галстуком, перевязывая несколько раз узел.