Виктория Токарева - Перелом (сборник) Страница 10

— Я пьяный. Вызовите такси.

А я осталась с Валькой. Потом я его ждала во дворе. Сидела на скамейке. Он в это время выступал перед критиками. Был просмотр его фильма. Потом он вынес мне во двор чашку коньяка и заставил выпить. Он хотел, чтобы я опьянела. Я выпила и стала пьяная. Все вокруг медленно кружилось: небо и скамейка.

Валька вознамерился меня трахнуть, но у него не стояло. Мне было все равно. Меня тошнило — морально и физически. Я поняла, что в поисках своей судьбы выбрала какой-то неверный путь. Таким образом я ничего не добьюсь, кроме аборта или венерической болезни. Хорошо, что у Вальки не стояло. Но ведь есть и другие случаи.

Моя сестра кормила ребёнка грудью, сидела, как мадонна с младенцем. И такая была в этом чистота и высокая идея…

Меня пригласили на студию в комнату № 127.

Я вошла в комнату № 127 и увидела тебя. Ты был трезвый, с оливковым цветом лица, какое бывает у индусов. Ещё не негр, но уже не белый. Переходное состояние. И глаза, как у индуса, — большие керамически-коричневые. На столе лежали мои фотографии, взятые из картотеки актерского отдела.

Рядом с тобой стоял второй режиссёр Димка Барышев. Он, как засаленная колода карт: сплошные варианты и все грязные.

Ты протянул мне сценарий в плотной бумажной обложке и сказал:

— Прочитайте.

Я взяла сценарий и прочла название: «Золушка».

Я видела, что ты меня рассматриваешь: какое у меня лицо, глаза, волосы. Общий облик. Было непонятно, вспомнил ты меня или нет. Скорее всего нет. Димка Барышев тоже меня рассматривал, но по-другому: какое на мне платье, грудь, ноги — и все остальное, что между ногами. Я стояла и мялась, как будто хотела пи'сать.

Я не могла понять: почему они меня пригласили? Может быть, Валька Шварц сказал, что есть такая студентка на четвёртом курсе ВГИКа. А может, просто листали картотеку…

Я ОЧЕНЬ хотела сниматься. Но к своим двадцати шести годам я уже заметила, что нельзя хотеть ОЧЕНЬ. Судьба не любит. Надо не особенно хотеть, так, чуть-чуть… И тогда все получится.

Я взяла сценарий и пошла к двери. Димка Барышев провожал меня глазами, и мне казалось, что на моем платье остаются сальные пятна. Мне захотелось обернуться и плюнуть ему в лицо. Я обернулась, но не плюнула, а просто посмотрела. Он все понял.

Когда я вышла, Димка сказал:

— Без жопы, как змея. Что это за баба без жопы?

А ты ответил:

— Сделайте фотопробу. — И ещё добавил (мне потом Леночка Рыбакова рассказала), ты сказал: — В ней есть чистота.

Дома я прочитала сценарий. Современная интерпретация Золушки. Автор Валентин Шварц. Удивительная вещь: Валька с его плавающей нравственностью — это одно, а его талант — совсем другое. Как небо и земля. Там голубое. Здесь бурое. Поразительно: как это сочетается в одном человеке?

История современной Золушки. Она живёт в пригороде Москвы с мачехой по имени Изабелла и двумя сёстрами. Отец — подкаблучник у мачехи. Не может заступиться за свою дочь. И Золушка батрачит на всю семью и ещё работает в фирме «Заря». Моет окна до хрустальной чистоты. Казалось бы, чёрная работа, неквалифицированный труд, но Золушка любит своё дело. Ей нравится процесс перехода из грязного в чистое, в новое качество.

Золушку ценят. И однажды жена «нового русского» по имени Анна приглашает Золушку на презентацию журнала Клуба путешествий. Анна, как добрая фея, даёт Золушке на вечер платье, туфли и карету — подержанный «мерседес».

Они приезжают в модный ресторан. Золушка — красавица, самая красивая девушка в зале. В неё влюбляется принц. Настоящий принц из африканской страны Лесото, чёрный, как слива. Золушка выходит за него замуж и уезжает в Лесото.

Там у неё собственный дворец, прислуга. Но Золушке скучно, и она время от времени перемывает все окна. У неё, как у каждого человека, есть мечта. Мечта Золушки — приехать в Москву, появиться перед мачехой в мехах и бриллиантах, с чёрным телохранителем, сказать:

— Привет, Изабелла…

И потрепать по щеке.

Мечта сбывается, как во всякой сказке. Золушка прилетает в Москву на личном самолёте. Подъезжает на длинной машине «ягуар» к блочной пятиэтажке, где живёт мачеха с дочерьми. Поднялась на третий этаж без лифта и открыла дверь своим ключом.

А Изабелла болеет. Лежит после инсульта. Возле неё стакан воды, таблетки. Вся семья на работе. В комнате запах несчастья.

— Привет, Изабелла, — говорит Золушка и улыбается, чтобы скрыть слезы.

— А… это ты… — узнает мачеха. — Хорошо, что ты пришла. Может, помоешь окна, а то света не вижу…

И Золушка снимает с руки бриллиантовые кольца, берет ведро, тряпку и начинает мыть окна. Она готова была торжествовать над прежней мачехой, наглой и сильной. А эту, распятую на кровати, ПОЖАЛЕЛА. Через жалость простила, а через прощение очистилась сама. И свет вошёл в её душу, как в чистое окно.

Окна — глаза дома. Глаза видят небо, солнце, деревья. Голубое, желтое и зеленое. Краски жизни.

Поразительная личность — этот Валька Шварц. Пошляк, бабник, пьянь и рвань. А все понимает. Вернее, чувствует.

Я прочитала сценарий и долго сидела, глядя перед собой. Я хотела сыграть эту роль, но знала, что мне не дадут. И решила отказаться сама. Сама сказать: нет.

Я позвонила домой Вальке и сообщила с ленцой: вряд ли у меня получится по времени, меня пригласили на другой фильм.

— На какой? — торопливо спросил Валька.

— Пока не скажу, боюсь сглазить, — таинственно скрыла я, как будто меня пригласили сам Миклош Форман или Вуди Ален.

Сама того не подозревая, я сделала точный тактический ход. Можно сказать, кардинальский ход. Валька тут же позвонил ТЕБЕ. Ты занервничал, и тебе показалось, что нужна я, я и ещё раз я. Так бывает необходимо то, что отбирают. Хочется ухватить, задержать. На самом деле ты вовсе не был уверен в моей кандидатуре, просто не было ничего лучшего. Мои достоинства состояли в том, что в свои двадцать шесть я выглядела на шестнадцать. И в том, что я никогда прежде не снималась. Неизвестное, новое лицо, как будто я и есть та самая Золушка из пригорода. Мало ли у нас по стране таких Золушек? Вот принцев мало. Да и те из Африки.

Первую половину фильма снимали в Подмосковье, в селе Хмелевка. Церковь восемнадцатого века. Озеро. Красота средней полосы.

Но мне не до красоты. Ничего не получается. Я боялась камеры, была зажата, как в зубоврачебном кресле. Ты ходил обугленный, как древо смерти. Тебя мучили сомнения: в стране смена строя, борьба за власть, война, криминальные разборки — время жёсткого кинематографа. А ты выбрал сказку, учишь всепрощению, увещеваешь, как горьковский Лука. По сути, врёшь. А почему? Потому, что ты ничего не понимаешь в окружающей жизни. Тебе НЕЧЕГО сказать. Вот и ухватился за вечную Золушку. Опустил её в сегодняшнюю реальность. А зачем?