Эден Лернер - Город на холме Страница 42

− Итак, что мы имеем. Ни одна кость не сломана, ни один внутренний орган не поврежден. Но он уже не жилец и тем более не боец. Он на всю оставшуюся жизнь унижен и противен самому себе. То, что я с ним сделал, это в их культуре хуже, чем изнасилование. Но вам я вот что хочу сказать, дорогие мои. Я три года отбарабанил в Газе. Такое у меня в первый раз и, надеюсь, что в последний. Вы слышали, в чем этот экземпляр признался. Моего убогого разума не хватает понять, почему мне не дали докончить свое дело, и я докончил его сейчас, как сумел. Но если вы будете творить такое на блокпостах каждый день, вы превратитесь черт знает во что. Ваши жены, девушки, родители не узнают вас после трех лет таких упражнений, а узнав – испугаются. Не доводите себя до этого. Все. Всем спасибо, все свободны.

Утром перед началом наряда к нам явился лейтенант и обратился ко мне со следующим приветствием:

− Ну что, Стамблер, допрыгался?

− Допрыгался, мефакед[95].

− Нога болит?

− Болит.

− Теперь будешь с блокпостов не вылезать. Про рейды можешь забыть. Только тебе ходить нельзя.

Я решил что ослышался.

− Я не понял, мефакед.

− Когда на блокпосту посторонние, ты должен только сидеть или стоять. Они не должны видеть, что ты хромаешь.

Понятно. Резервиста надо использовать на все сто процентов, хоть тушкой, хоть чучелом, но он должен закончить свой срок. Ребят жалко. Им придется вдвоем делать работу троих.

− Вы не волнуйтесь, мефакед, – встрял Хазанович. – Он будет с иностранцами разговаривать. У него по-английски получается.

− Ты говоришь по-английски? – страшно изумился лейтенант.

− Я не носитель языка.

− Неважно. По нынешнему времени на каждом блокпосту нужен человек, который умеет разговаривать с этой публикой. Вот и служи.

− Ну кто тебя за язык тянул, Алекс? – сказал я Хазановичу, когда начальство исчезло. – Какая от меня на блокпосту польза? Я хотел его уговорить, чтобы вам прислали здорового.

− Ну что ты заводишься по пустякам. Мы к тебе привыкли, а новый человек − это всегда кот в мешке. С тобой и иностранцами уж точно не скучно. Поставим тебе стул, будешь сидеть, как большое начальство.

− А обыскивать кто будет?

− Да обыщем мы всех, не волнуйся. Если тебе уж так захочется с кем-то побеседовать, мы сделаем так, чтобы они к тебе подошли. Пусть только попробуют не подойти.

Конечно, приятнее служить со своими, чем каждый раз притираться к новым людям. Тот единственный наряд, который я нес не с ребятами из своей десятки, закончился ссорой. Мои временные сослуживцы уплетали еще теплую питу, которую кто-то из арабов принес на блокпост, как будто так и надо. Чего я им только не наговорил. Что весь мир на нас здесь смотрит и только и ждет, чтобы обвинить в грабеже гражданского населения. Что арабы приносят на блокпосты питу и арбузы не по доброте душевной, и все это очень смахивает на взятку. Что пусть не брезгливость, но хотя бы страх отравиться должен был бы их от этого удержать. Никакой реакции: они как жевали, так и продолжили жевать. А прожевавши, высказались в том смысле, что я, высокородная ашкеназская элита, могу к арабской пите и не притрагиваться, если мне противно. Им же больше достанется. Вот он, сефардский комплекс неполноценности, во всей своей красе. Не принято вслух об этом говорить, но наша страна была основана и построена европейскими евреями на европейских же идеях.

Выйдя на блокпост, мы его не узнали. Во-первых там стояла караванообразная будка, аляповато покрашенная под каменную кладку на окружающих домах. Нам объяснили, что это новый металлоискатель. На собственно блокпост привезли еще десяток бетонных блоков, натянули колючую проволку и повесили кучу камуфляжной сетки. Получилось очень внушительно. Теперь я понял, какие у лейтенанта были на меня планы. Мне было приказано занять свое место в караване за пуленепробиваемым стеклом, а Хазанович, Земира и наше подкрепление в лице рядового Михаэли приступили к несению своих обычных обязанностей.

Первый день прошел гладко, металлоискатель работал, арабские дети из тех, что помладше, думали, что это игра такая. Взрослые, похоже, тоже предпочитали металлоискатель личному досмотру, и в этом я был с ними абсолютно солидарен. На следующий день начались неприятности. На блокпосту собралось несколько десятков школьников обоего пола, но в основном девочек, и десяток учителей и международных наблюдателей. Хазанович сообщил по уоки-токи, что они хотят видеть старшего. Я вышел из будки и стараясь не хромать, направился в сторону посетителей. Приходилось следить еще и за лицом, чтобы оно не было уж совсем кислым, а каждый следующий шаг давался тяжелее предыдущего. Ко мне повернулась сурового вида пожилая арабка в очках.

− Я директор школы Кордоба.

− В чем проблема?

− Ученицы нашей школы не будут проходить металлоискатель.

− Почему?

− Он вреден беременным.

Я окинул взглядом группу девочек младше пятнадцати лет и стоявшую передо мной женщину, которой забеременеть уже явно не грозило.

− Кто беременный?

− Мы все беременные, – ответила директриса, широким жестом окидывая девочек.

Вроде образованная женщина, а несет такую ерунду.

− Потрудитесь объяснить.

Эта вежливая формулировка вылетела у меня сквозь зубы, как плевок. Да, они не виноваты в том, что у меня пропала любимая женщина и болит нога, но какого черта они затеяли этот балаган?

− Потому что мы палестинки! – торжественно объявила директриса[96].

− Откуда мы знаем, чем вы облучаете этих детей? – вступила в разговор одна из международных наблюдательниц. – С вас станется стерилизовать их под предлогом безопасности.

Крупная, красивая, правильные черты лица. По-английски акцент, но не могу разобрать какой. Ладно, этот кровавый навет я тебе припомню. Повернувшись к директрисе, я начал спокойно объяснять:

− Это стандартная установка, они стоят во всех аэропортах, во всех общественных местах. Около этих установок по восемь часов стоят в нарядах наши женщины – солдатки, полицейские, таможенницы. Все молодые, все детородного возраста. Это абсолютно безопасно. Если вас не устраивает этот металлоискатель, то могу предложить вам следующие альтернативы. Мы обследуем каждую ручным металлоискателем как раньше. Или ждем солдаток с центральной базы для личного обыска ваших учениц. В любом случае занятия вы вовремя не начнете.

В этом месте я обратился к старшему из учителей-мужчин:

− Кстати, я могу узнать что вам мешает проследовать через металлоискатель?

− Солидарность, – ответил по-английски один из наблюдателей, седобородый мужчина в очках и красной бейсболке.

Я повернулся к нему всем корпусом.

− Мистер, я спрашивал не вас. Если эти люди хотят проявить солидарность со своими женщинами, дайте им самим высказаться на эту тему. Они не дети, они прекрасно умеют отстоять свои интересы без вашей мелочной опеки и идиотских провокаций.

А вот теперь пусть кто-нибудь попробует возразить.

− Капрал, а вам не кажется, что у вас тут силы не равные? – спросила защитница репродуктивных прав.

− Шрага, я тебе стул принес, – донеслось у меня из-за спины.

Господи, наконец можно снять вес с ноги.

− А я не утверждал, что они равные. И раз уж мы все здесь надолго застряли, то я хочу взглянуть на ваш паспорт.

− Это месть! Месть за то, что мы рассказываем миру о ваших преступлениях!

Формально международные наблюдатели находились в ведении гражданской полиции. Солдаты могли лишь проверять их на блокпостах на общих с арабами основаниях. Наказывать их за провокации, оскорбления, нарушения визового режима мы права не имели. Исходя из этого, на паспорта мы имели право только смотреть, но в руки не брать. Если наблюдатели не хотели задерживаться и им было нечего скрывать, они показывали нам паспорта без протестов. Надо сказать, что с полицией у нас, во всяком случае на этот счет, был полный “вась-вась”. Так было и на этот раз. Приехал микроавтобус с полицейскими, в том числе женщинами. Начальник наряда предложил директрисе Кордобы своих сотрудниц для личного обыска учениц. Не удостоив его ответом, она что-то сказала девочкам, и они как миленькие встали в очередь в металлоискатель. Все ясно, очередная демонстрация сопротивления оккупантам. Учеба может подождать.

Хазанович подошел к начальнику полицейского наряда и что-то сказал, пару раз кивнув на меня. Очевидно, начальник хотел знать, почему я сижу, как недопеченная хала в духовке, а весь блокпост должен вокруг меня бегать. Не сомневаюсь, Хазанович не пожалел красок для описания прыжка с семиэтажного дома на крышу шестиэтажного. Начальник наряда без лишних слов конфисковал паспорт у активистки, на которую Хазанович ему указал, и, не заглядывая, принес мне. Это был традиционный для Хеврона маленький ритуал между армией и полицией. Пусть в разной форме, но мы тут все израильтяне, и эти визитеры нам всем одинаково не нравятся.