220 метров - Евгения Сергеевна Овчинникова Страница 9

и маме пришлось смывать с ее головы масляные розочки. Он положил Лене в капюшон дохлую мышку. Дело было уже к сентябрю, холодало, шли дожди. Коробку из-под торта можно было списать на случайность, но дохлая мышь сильно расстроила Лену. Дело было вечером, мама была дома. Лена боялась снимать куртку с мышью, чтобы тельце не попало ей за шиворот, поэтому, тихо вытирая слезы, поднялась домой и рассказала все маме. Мама молча выслушала, взяла газету и, прихватив ею мышь, выбросила грызуна в унитаз и смыла. Вместе с мышкой смылась и Ленина жалость к Костику.

Лена просидела за ноутбуком до начала занятия, писала сценарий мартовского конкурса танца и выстраивала цепь прошлых событий у себя в голове.

На занятии по актерскому мастерству она постоянно отвлекалась на «Одноклассников». Смотрела фото Костика, заглядывала в сообщения. Мысли плавали. Она то придумывала ответ, то решала удалить аккаунт. Дети, а сегодня была группа десятилеток, репетировавшие «Маму для мамонтенка» в Лениной собственной адаптации, заметили ее рассеянность и спрашивали, что случилось. После занятия Лена быстро собралась: надо было забрать обеих дочек с продленки и из сада, сегодня был ее день. На светофоре, где ожидание было дольше минуты, она решилась и написала: «Помню. И масляные розочки – тоже». Костя мгновенно ответил, словно ждал, когда она напишет. Это было приятно, хоть и странно.

«А мама твоя как? Жестко моя тогда с ней». Лена вздрогнула, прочитав это, но не ответила, потому что написал Миша. Он спрашивал, все ли в силе и заберет ли она дочек, потому что он освободился и может забежать за ними обеими. Лена открыла переписку с ним, чтобы ответить, заново перечитала утреннее сообщение, но на этот раз правильно – про труп и про перекрытия. Она сразу же перезвонила и на несколько часов забыла о Костике, дохлой мыши и матери.

Происшествие было ужасным. Миша говорил о нем воодушевленно, словно пересказывал фильм, хотя отвратительнее истории не придумаешь: труп в перекрытиях. Муж весь день просидел в коммуналке, ожидая то полиции, то скорой, которая должна была констатировать смерть. Мумия, по словам Миши, была симпатичная, сушеная – так он рассказал дочкам. Естественно, событие такого масштаба не могло пройти мимо девочек, и весь вечер между уроками, домашкой от логопеда, мытьем и ужином они забрасывали Мишу вопросами. Завтра перескажут в классе и в группе. Маша особенно разговорчивая и подмечает детали точно, как отец. Их оптимистическая картина мира, причем оптимистическая при любых обстоятельствах, вопреки здравому смыслу, контрастировала с мрачным реализмом миров Лены и старшей дочки. Но труп, вернее, то, как Миша о нем рассказывал, увлекли обеих. Показывая, как именно он выглядел, Миша завернулся в простыню и улегся в коридоре. Этот явный перебор взбесил Лену, она зашипела, чтобы он немедленно прекратил.

– Нателлу чуть не увезли в отделение, но оставили под подписку о невыезде, – он рассказывал историю кусками, и кусками она складывалась в голове Лены.

– Ты что, думаешь, это она? – спросила Лена.

– Да фиг ее знает, что там им в голову приходит при обострении, – подумав, ответил Миша. – Странно, что труп именно в ее комнате. Она ж никого к себе не пускает.

– Может, раньше пускала, – предположила Лена. – Или труп уже лет пятьдесят лежит?

– Может быть, – согласился Миша. – Врачи скорой сказали, что не меньше десяти лет, а точно скажут судмедэксперты.

– Ого! А с блокады не может лежать? – спросила Лена.

– Не, полиэтилен молодой такой, современный, – отмел ее версию Михаил.

В восемь вечера детсадовская группа ватсапа булькнула сообщением, что завтра надо принести поделку из овощей. Из овощей дома была усохшая морковка, поэтому Лена спустилась в супермаркет у дома. Подбирая одинаковые маленькие картофелины для будущей многоножки, она поняла, что новость о трупе в перекрытиях выбила ее из равновесия, почему – не могла понять. Наверное, навалилась отложенная из-за появления Костика тревога по поводу мумии в коммуналке. Тем более его сообщение все еще ждало ответа. Она походила по магазину, закидывая тревогу покупками. Два батона, два десятка яиц, полпалки, нет, целая палка вареной колбасы, пельмени, пока есть скидка, несколько упаковок «Барни» по восемьдесят девять, тоже по скидке, обычно они по сто сорок. Девочки ели мишек пачками. Когда она вернулась, дочки были уже вымыты и высушены, наряжены в пижамы.

Многоножка из картошки делалась так: на деревянный шампур для шашлыка насаживались картофелины – сколько влезет, оставшийся хвост обрезался секатором. Потом из гвоздики делались глазки, красным фломастером рисовался рот, вместо носа можно воткнуть кусок спички.

– Назову ее Машей, – сказала Маша.

Потом понатыкали спичек-ножек так, чтобы Маша была устойчивой. Полюбовались, пофоткали, поставили Машу на тарелку ждать утра и путешествия в детский сад.

– Из говна и палок! – прошептал Миша, показывая на многоножку. Он сдерживал смех от придуманной шутки, и хорошо, что догадался прошептать, а то Машка эти «говно с палками» утащила бы рассказать в сад.

Старшей Соне книги уже не читали. Она читала сама, много и без разбора. Дочка поднялась на второй этаж кровати с книжкой.

– «Морская свинка Рози, или Тайна ветра», – прочитала название Лена. – Соняш, что за ужас?

– Это не ужас, это про морскую свинку, – ответила дочь. Она устроила себе гнездо из подушек, приготовила фонарик, чтобы читать, когда выключат свет. Под подушкой у нее были телефон и зарядка. И как только Маше почитают положенные полчаса и выключится свет, Соня дочитает главу о морской свинке и станет переписываться с подружками или играть в гонки, пока Лена или Миша не решат, что пора заканчивать. Тогда она немного погундит о свободе (где-то услышала), но сдаст без боя телефон, зарядку и фонарик. После этого Соня засыпала быстро, и у Лены и Миши начинались вечерние сорок минут на личную жизнь.

Миша заметно выдохся еще до укладывания. Еще бы – провести с трупом весь день.

– Перенервничал? – спросила Лена, когда они уселись на кухне с бокалами вина.

– Нет, – пожал плечами Миша. – С чего?

– Как бы труп. И сделка сорвалась, – напомнила Лена.

– Неприятно, но не смертельно, – пожал плечами Миша, словно произошедшее было ерундой. – Труп забрали. Яма эта пока открыта, но сказали, за сутки возьмут все материалы на исследование и можно будет закрывать. А потом и на сделку.

– А если убийца эта ваша сумасшедшая? – предположила Лена.

– Ничего страшного. Оформим сделку по доверенности на дочку, – мгновенно ответил Миша.

– Уже думал об этом?

– Угу.

В его словах не было эмоций, только голое стремление дойти до цели. Лене порой мерещились в Мише черты психопата.

– Как остальные соседи отреагировали? – спросила она.

– Чуть не убили меня, и знаешь почему?

– Потому что вскрыли полы? – предположила Лена.

– Да! И по фигу, что идея не моя, а покупателя. Сказали – пусть бы труп там и лежал, не их дело.

Лена рассмеялась.

– Непонятно, сколько займет расследование. – Миша сделал паузу и глотнул вина. – Не верится, что сделку отменили.

– Что покупатель сказал?

– Будет ждать, когда следователи закончат. Много времени занять не должно, я спрашивал. Но попросили пока не проводить сделку, чтобы жильцы не разъехались.

Лена встала и полезла в холодильник за сырным ассорти.

– Реставрацию печки придется отложить, – сказал ей в спину Миша с пронзительной тоской.

– Ничего, – утешила его Лена, отрывая полиэтилен, крепко приставший к сырному набору, – сам же говоришь, что даже если кого посадят – не проблема.

– Ну да. Но это время фиг знает сколько, – уныло отозвался муж так, что стало его жалко, как становилось жалко дочерей, когда их незаслуженно обижали.

Лена погладила его по руке.

– Далась тебе эта печка. Стояла сто лет крашеная, и еще год простоит.

– Ты не понимаешь, – возразил Миша.

Дальше он задвинул слышанный уже много раз монолог о красоте, скрытой под масляной краской памяти. Сегодня его речь, приправленная вином и дневным стрессом, звучала особенно забористо.

«Придурочный», – умиленно думала Лена, пробуя по очереди весь сыр из набора. Сыр оказался ужасным, съедобными были только орешки.

– У тебя как? – спросил Миша, когда закончил речь о печке.

Первым порывом Лены было