Кафе на острове Сен-Луи. Родственные души всегда находят друг друга - Сабрина Филипп Страница 32

часто оказывалась в местах, где мы с ним проводили выходные, иногда приходила туда по своей воле, иногда нет. А к его дому приходила специально, чтобы посмотреть на его окна. Просто не переставала надеяться, что он вернулся, хотя и знала: это не так. По утрам все так же пила кофе здесь, ничего не ожидая, но чувствуя его присутствие.

Я слишком часто плакала, но случалось и так, что меня переполняла всепоглощающая радость от одной лишь мысли, что мы знакомы, что он существует.

Однажды в воскресенье ко мне пришла подруга. Мы перешли мост и отправились гулять вдоль левого берега Сены. Было солнечно, хотелось смеяться, мне хотелось забыть о страданиях. В тот день я желала лишь этого. Кстати, она заставила меня задуматься, удивившись, что у меня есть чувство юмора. Поэтому я рассмешила ее до колик, ибо наконец-то смогла посмеяться над собой, скорчив мину полудохлого влюбленного. Показалось, что это стало первым признаком возможного исцеления.

Продавцы книг грелись на солнце. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не проводить параллелей между этим временем, местом и воспоминаниями о дне, когда я была здесь с ним. Я отмахивалась от всплывающих в памяти образов, чтобы сосредоточиться на настоящем моменте.

Подруга застряла у зеленых прилавков с книгами. Сначала хотелось сбежать, но я заставила себя помогать ей в выборе выставленных изданий, чтобы хоть что-то делать и перестать думать. У второго прилавка первого по ходу продавца книг сердце остановилось.

У меня в руках оказалось очень старое издание “Вертера”, еще лучше, чем он тогда пытался найти. Это небольшая толстая книга начала XIX века в потертом от времени кожаном переплете. На нем кое-где еще можно было различить следы позолоты. На тонких пожелтевших страницах слева был напечатан текст на немецком, а справа на французском. По своему формату она напоминала молитвослов. Сама того не осознавая, я начала дрожать всем телом.

Подруга подошла ко мне с беззаботностью, которая только что меня покинула.

– Ты что-то нашла?

Она пристально посмотрела на меня.

– Что-то не так?

Я молча смотрела на нее, сжимая в руках книгу. Она взяла ее у меня, полистала страницы и, не найдя в ней ничего интересного, вопросительно уставилась на меня.

– Я очень давно искала это издание, – еле слышно пробормотала я.

– Тогда бери, – ответила она.

– Нет, в другой раз.

Я положила книгу обратно, увидев в этом жесте некий символизм. Это нужно было прекратить, мне необходимо освободиться от адской хватки, которая рушила мой первый день легкости здесь, в настоящем, который я хотела прожить под лучами теплого солнца, согревающими кожу. Оставив книгу на прилавке, я словно одержала первую победу, победу ради будущего, которое могло наступить. Пусть без него, но могло.

– Пойдем, – сказала я, – жарко, давай выпьем чего-нибудь освежающего.

И специально прошла мимо кафе, где мы сидели несколько недель назад. Выбрала другое, подальше.

День продолжался. Потом был поход в кино и поздний ужин недалеко от площади Бастилии. Мы сидели на террасе, когда за соседний столик сел мужчина. Он был немного похож на него волнистыми темными волосами, загадочными черными глазами и цветовой гаммой одежды. На этом сходство заканчивалось, ибо оригинальность образа скорее была результатом точного расчета, а не шла изнутри.

Он много раз посматривал на нас украдкой, и я быстро поняла: он хочет завязать разговор. Мужчина воспользовался недолгим отсутствием подруги и заговорил со мной.

Объяснил, что был режиссером и много работал в Германии. Я поделилась, что занимаюсь актерским мастерством как хобби, просто потому что надо было что-то отвечать.

Подруга вернулась, села на свое место, наш разговор ее ничуть не смутил, и она с легкостью присоединилась. В конце концов, она была свободна, и притворное обаяние этого человека вполне могло привлечь ее внимание. Я самоустранилась, предоставив ей полное право голоса.

Когда официант принес счет, режиссер оставил нам номер телефона, чтобы договориться о следующей встрече. Подруга согласилась.

– Как вас зовут? – спросила она, ведь мы даже не представились друг другу.

– Вертер, – ответил он.

В тот момент, когда он произнес свое имя, я наклонилась к земле, чтобы взять сумку.

Я не поверила ушам, подумала, что ослышалась.

– Как вы сказали?

– Вертер, – повторил он. – На самом деле это сценический псевдоним, но все меня так и называют. Кстати, сегодня я прошелся по лавкам букинистов и нашел там великолепный экземпляр моих “Страданий”. Я их коллекционирую.

С этими словами он вынул из кармана пиджака книгу, которую я положила на прилавок несколько часов назад.

– О, смотри, – воскликнула подруга, – это та, которую ты хотела взять!

– Правда? – сказал он, глядя на меня. – Что ж, буду рад подарить ее вам.

Меня пригвоздило к стулу, безмолвную, бледную, ошеломленную, не сводящую глаз с книги. Я взяла сумку и встала.

– Это очень мило с вашей стороны, но я не могу ее принять. Мне нужно идти.

“Увидимся завтра”, – сказала я подруге, удивленной моим внезапным уходом. И убежала, не оборачиваясь.

Совершенно раздавленная, я тяжелой походкой возвращалась на остров. Мне никак от него не сбежать, и, если верить Дара́, даже смерть не принесет покоя. В тот день я решила перестать бороться. Против чего, против кого – мне было неизвестно. Нужно смириться. Это было начало.

Нет, я не боролась, даже увидев его профиль на фотографиях из Колумбии, которые рассыпались из чужой папки с документами прямо перед моим рабочим столом. Просто встала и помогла коллеге собрать их. Фотографии по большей части были сделаны в Медельине для репортажа о незаконном обороте наркотиков, но во время поездки на поезде в Боготу он решил пофотографировать пассажиров. И он был среди них, я узнала: он сидел слева и смотрел в окно. На сиденье рядом в камеру улыбалась какая-то колумбийская женщина с детьми. Я сидела на корточках на полу, не в силах оторвать взгляда от снимка. Встала, не выпуская фотографию, поболтала с коллегой, сказала, что этот снимок великолепен, и спросила, можно ли оставить его себе. Он удивился, но согласился, заметив, что у него есть много других, откровенно говоря, гораздо лучше. Для публикации отобрали всего парочку, а эти отсеяли.

Вечером я пришла домой с маленьким сокровищем в сумке и часами смотрела на его лицо, рубашку, брюки, руку, профиль, нос, глаза, которые не были видны, но я-то их знала.

Заснула в надежде, что фотография оживет, однако этого не произошло.

Я не удивилась, когда однажды утром пила кофе здесь, на террасе, глядя на мост, думая о нем, гадая, когда он вернется, и мне