Кафе на острове Сен-Луи. Родственные души всегда находят друг друга - Сабрина Филипп Страница 30

Ей руководит страх, именно его она испытывала с первой секунды этой маловероятной в обычной жизни встречи, страх. Страх перед необходимостью выживать без него в мире, где она скучала по этому человеку задолго до того, как увидела.

Душа преобразилась: она не была и никогда не будет прежней. Он разбудил ее своим теплым голосом, потоком слов, словно мед проливавшимся на ее разум; этим голосом, словами он пробудил в ней все, что было погребено глубоко внутри: жажду слов, музыкальных нот, жажду знаний, жажду смотреть и видеть суть вещей и людей. Поднимать выше голову и любоваться небом и луной, облаками и статуями, украшающими незнакомые здания. Эти волшебные статуи говорили с ней и постоянно напоминали: он здесь и всегда был. Он был там, и все же его там не было, и абсурдность ситуации вызывала внутри близкое к безумию раздвоение.

Того, кого она искала всю жизнь, его идеальной души, глаз, совершенства рельефных и нежных рук, которое она украдкой пыталась разглядеть в сотнях чужих, но тщетно, – самого желанного в мире существа не было рядом, и что хуже, он сам того не хотел. Это невозможно пережить, если не надеяться, что однажды, да, когда-нибудь, он снова придет. Что она снова увидит это лицо, руки и будет смотреть на них бесконечно. Руки, от которых по щекам катятся слезы.

Только эти мысли пугали, ведь она знала, что надежда – штука жестокая. Что приходит на смену надежде? Она может длиться вечно? Или на помощь придут усталость и разочарование и прольют целительный бальзам на воспаленное сознание? Никак не удавалось убедить себя в этом, и поэтому она просто боялась возможной развязки, унылой, ужасно жалкой развязки. Как сбежать из этой крепости, чьи стены держались лишь на воспоминаниях о нем? Казалось, время теперь течет иначе, его ритм сбился, оно перестало существовать. Казалось, она будет вечно искать его на своем пути, куда бы ни пошла, искать во взглядах и силуэтах, чей танец никогда не покажется знакомым. Что он всегда будет рядом.

18

Дара́

Видя, как время летит безвозвратно…

«А дальше, – продолжила она, – примерно через месяц после его отъезда, подруга сжалилась над моей скорбной миной, поблекшими голубыми глазами, изможденными губами, которые больше не могли говорить. На ее долю тоже выпало немало испытаний, и она сказала, что сейчас же отведет меня к хранительнице своего будущего, без каких-либо дополнительных объяснений. Помню, как она улыбалась в тот день, улыбалась, чтобы вернуть улыбку на лицо той, чей рот кривился от горя, доверяя ей самый сокровенный секрет.

Она повела меня за руку по теплой брусчатке пустынных улиц, хотя в это время мы должны были сидеть в редакции.

Позвонила в дверь консьержа в каком-то ветхом доме. Так я познакомилась с Дара́.

Я оказалась в удивительной комнате, заставленной различными предметами и обшарпанной мебелью, в центре которой торжественно возвышалась старая швейная машинка. Повсюду висела одежда, костюмы, платья, рубашки, которые должны были скрыть неприглядность того, на чем висят. В углу стоял самовар и еще кое-какие мелочи, которые навели меня на мысль, что Дара́ – славянка, что нашло подтверждение в очень сильном акценте.

– Это женщина, о которой я тебе говорила, – сказала подруга.

Я из вежливости улыбнулась, но моя улыбка осталась без ответа.

Неизвестно откуда перед нами появились два стула – мы сели рядом с ней перед швейной машинкой.

– Я приготовлю кофе, – произнесла она хриплым голосом и вынула папиросу из пачки, лежавшей на столе рядом с полной окурков пепельницей.

Подруга взглядом заверила меня в доброжелательности женщины, правда, с первого взгляда это было не так очевидно.

Ни молодую, ни старую, Дара́ можно было назвать женщиной без возраста, возможно, потому что на ней была тонна макияжа, волосы окрашены, а пестрая одежда довершала весь необычный образ. Она не была мила с нами, казалось, мы ее раздражали. Угловатые черты лица придавали ей почти мужскую жесткость, которая подчеркивалась быстротой жестов.

В полной тишине она включила единственную конфорку и поставила на нее старую кастрюлю с водой.

Когда вода закипела, выключила плиту и бросила в кастрюлю несколько ложек кофе и кусочков сахара. Перемешала все ложкой, порылась в груде хлама, достала оттуда три чашки, три блюдца и поставила их перед нами.

Затем налила в них коричневую густую жидкость.

– Ты как, в порядке? – спросила она мою подругу, изобразив полуулыбку, которая внезапно придала ей более дружелюбный вид, быть может, потому что ее темно-голубые глаза чуть прояснились.

– Да, – ответила она, – все нормально.

– Давай пей! – грубо окрикнула меня женщина без возраста.

Я практически залпом выпила горячий кофе, и когда на мои рецепторы обрушилась вся горечь гущи, скривилась лицом.

– Не все сразу, притормози, – сказала она с раскатистым “р”.

Она оторвала несколько кусочков туалетной бумаги от валявшегося на грязном, местами потрескавшемся кафельном полу рулона. Положила их на мое блюдце, забрала у меня из рук чашку, мельком взглянула на содержимое и перевернула вверх дном на блюдце с бумагой.

– Ты такая же, как я, – сказала она, глядя на меня.

– У нее польские корни, – поспешила вставить подруга, которой я вкратце рассказала историю семьи.

– Нет, я не об этом. Она видит.

Дара́ снова взяла у меня чашку и начала внимательно изучать рисунки, оставленные кофейной гущей на донышке. Изучила чашку, затем перевела взгляд на меня. Показалось, на этот раз во взгляде читался страх, что-то промелькнуло во взгляде, выражении лица и искривленных губах.

Подруга, поначалу смотревшая на нее с уверенностью и отвечавшая смехом почти на каждое слово, внезапно растеряла легкость. У меня было ощущение, будто я сижу в зрительном зале и смотрю пьесу, в которой играю главную роль, не зная текста.

– Это серьезно! – сказала Дара́, вставая с чашкой в руках. – Серьезно, – повторила она, доставая из пачки очередную папиросу.

Я заинтригованно уставилась на нее.

– Бедная ты, – прошептала она.

– Она познакомилась с мужчиной, – затараторила подруга, наверно, чтобы разбавить гнетущую атмосферу, отягощенную пристальным взглядом Дара́. Она смотрела на меня, как смотрят на какую-то диковину.

Та прервала:

– Знаю. Но он не мужчина.

Кровь застыла в жилах. Что она имеет в виду?

– Ты сама это знаешь, так? – продолжила она.

– Я ничего не знаю, – ответила я, – я больше ничего не знаю. Просто хочу, чтобы это прекратилось.

– Ты видишь его во сне, он постоянно рядом с тобой, так?

– Да.

– Сейчас он далеко, но вернется. Но… Это не важно.

– Почему? – Все внимание сосредоточилось на