Расплата - Вакиф Нуруллович Нуруллин Страница 3

— Ваше высокопревосходительство, мой возлюбленный принц Фалах, пожалуйте к столу!

Там, где поляна небольшим мысиком убегала в лес, на широком пне, застеленном маленькой красивой скатеркой, красовалась бутылка коньяка с полным созвездием на этикетке, поблескивала в баночке черная икра, высились горкой нарезанное мясо и ломтики хлеба, лежала красивая коробка конфет «Татарстан» и прижались друг к другу две маленькие рюмочки.

— Вот это да! — восхитился Фалах. — Вот это забота о человеке. Гасима, дорогая, ты всегда была всемогущей женщиной, но ведь ты на гастролях, и не в Москве, а в селе. Откуда здесь такие деликатесы? Сейчас и в городе их днем с огнем не сыщешь.

— Слишком ты высокого мнения, милый человек, о своем городе. Времена-то изменились: нужную вещь сейчас в деревне купить гораздо проще, чем в городе. Да и подход к людям иметь надо. Улыбнешься председателю колхоза, он тебе и птичье молоко раздобудет, не только черную икру. Вот, к примеру, вчера после концерта в колхозе председатель устроил в честь артистов встречу, так сказать, в непринужденной обстановке. Поужинали, выпили немного. Председатель, пожилой такой дядька, но еще ничего, тоже приложился к рюмочке. А потом и говорит, мол, поедем, сестренка, на моей машине покатаемся, поля посмотрим, речку, свежим воздухом подышим. Пристал, ну ни в какую….

— И что же ты?

— А что я? Не обижать же старика. Я ему и говорю — с превеликим бы удовольствием, с вами, дорогой Имярек, хоть куда, но вот руководительница нашей концертной бригады, чтоб ей пусто было, родная сестра моего мужа, она глаз с меня не спускает. Только тогда и отцепился старый мерин…

Фалах засмеялся и потянулся к Гасиме.

— Не торопись, — сказала Гасима и, отвинтив крышку бутылки, осторожно разлила коньяк по рюмочкам. — Пригубим сначала.

Соблазн был велик, но Фалах не позволял себе пить за рулем и прикрыл свою рюмку ладонью.

— Ну вот, — капризно протянула Гасима, — что тебе будет с одной-то рюмки, тебе-то, такому богатырю?

Но Фалах решительно покачал головой.

— Нет, не уговаривай. Что я, коньяка не пил? Когда можно, не отказываюсь, а сейчас, сама понимаешь, нельзя. Ты выпей, а я с удовольствием икорочки поем.

— Все! Убедил! — сдалась Гасима. — Ты прав, но я, к счастью, не за рулем и в этом раю, с твоего позволения, немножечко выпью. Эх, Фалахчик, живем-то один раз. Вот нынешний день — его уже не вернешь. Хоть плачь, хоть умри, он больше никогда не повторится. Я пью за этот день!

Мелкими глотками Гасима осушила рюмку. Фалах протянул ей конфету. Гасима тряхнула головой.

— А! Где рюмка, там и вторая. За тебя, Фалах! — и она одним глотком опрокинула еще рюмку коньяка. Пьянил воздух, пьянил коньяк, пьянила близость любимого.

— Ты — самый хороший, самый красивый, самый сильный, — зашептала Гасима, прижимаясь к Фалаху…

…— Посмотри, какой закат! — воскликнула Гасима, вылезая из палатки.

— Уже закат? — удивился Фалах.

— Хорошее время быстро летит, — вздохнула Гасима.

Фалах тревожно посмотрел на небо, его заволакивали тяжелые, серые облака, предвещающие дождь. Надо было успеть до дождя собраться и выехать из леса, иначе по раскисшей дороге не выберешься отсюда. Он занервничал, хотел разобрать палатку. Но Гасима удержала его.

— Сразу паниковать, да? Пока эта туча дойдет до нас, мы успеем и поесть, и попить, и на асфальт выехать. Я проголодалась ужас как, и в горле пересохло. Посидим хоть еще немножечко, а, Фалах? — Она потянула его к скатерке со снедью.

Фалах остановился в нерешительности. Испытывая неловкость перед Гасимой за свою суетливость, он не стал настаивать на своем. У запасливой Гасимы нашелся к тому же термос с горячим чаем.

— Это тебе, — сказала Гасима, наливая Фалаху в крышку термоса чаю, — а это мне, — и она наполнила рюмку коньяком. — Будем!

Фалах снова протянул Гасиме конфету, но она только помахала ладошкой у рта:

— Вот еще одну, чтобы голова не болела, а потом и закусить можно.

И Гасима выпила еще рюмку. И засмеялась, и снова потянулась к бутылке, но Фалах удержал ее руку.

— Не много ли, красавица? Давай все-таки собираться. Мне по дождю в лесу ехать что-то не хочется. — И он принялся убирать со скатерки.

Но Гасиму уже трудно было остановить. Обнимая Фалаха, она пьяно шептала:

— Ну, Фалахчик, не торопись так, мой желанный, мой единственный! Еще успеешь вернуться к своей Розочке. Подумай, ну когда мы с тобой встретимся следующий раз? Ну, посидим еще, ну немножко…

— Гасима, — попробовал успокоить ее Фалах, — Гасима, на сегодня хватит. Ты и так уже захмелела, а у тебя ведь концерт впереди. Как петь будешь?

Гасима непонимающе смотрела на Фалаха. Ее синие глаза, обычно такие лучистые, помутнели. Она качнулась и упала бы, если бы Фалах не подхватил ее.

— Во-о пер-рвых, я сегодня ни на какой ко-о-н-церт не еду, — пролепетала Гасима. — А, во-вторых, откуда ты взял, что я захмелела? Неужели ты думаешь, что Гасима может захмелеть с каких-то трех рюмок? Дай-ка сюда бутылку, да вот посмотри-ка…

Фалаху следовало силой увести ее в машину, пусть бы даже она обиделась, пусть. Мог бы он и разбить бутылку, в конце концов. Ни на то, ни на другое у него не хватило решимости. Он своими руками налил Гасиме еще рюмку. Он надеялся, что она обмякнет, задремлет.

— Ты приляг пока в машине, — сказал он Гасиме, — а я уложу палатку.

— Чтобы я днем спала? — возмутилась Гасима. — Да я и ночью не всегда сплю! А коньяк я допью, вот посмотришь, и мне ничего не будет, ни-че-го. Понял?

Фалах понимал одно: пить Гасиме больше нельзя. Но в хмельном азарте, дразня и насмехаясь над ним, она упрямо тянулась к бутылке и, казалось, ничто не могло остановить ее.

Тучи черной куделью обволакивали небо, невдалеке раскатисто прогремел гром. Надо было торопиться.

И тут Фалах, не отдавая отчета в том, что он делает, схватил бутылку и залпом выпил все, что там оставалось. Он пил назло Гасиме и думал, что она по крайней мере расстроится. Но Гасима неожиданно обрадовалась, бросилась к Фалаху с объятиями и стала осыпать его поцелуями.

— Вот это по-мужски! А то уговаривай его, как бабу! Фалах, ты молодец! Во всем молодец! Я тебя люблю!

Но Фалаху было уже не до любви. Молнии сверкали над головой, громыхал гром, и первые крупные капли дождя застучали по листьям. Фалах в сердцах оттолкнул Гасиму, сдернул палатку и комом сунул ее в багажник.

— Хочешь ехать, садись, — сказал он резко и, позабыв про скатерть