Волчье счастье - Паоло Коньетти Страница 3

из таких деталей стал родник: выйдя из дома, Санторсо умылся и глотнул ледяной воды. Родник в Фонтана Фредда щедрый, сюда приводили на водопой домашний скот; зимой и летом бил студеный ключ, который выходил из-под земли, проделав долгий, таинственный путь. Родник и поселок находились на широкой возвышенности, которая круто обрывалась, а ниже лежала долина; над поселком на высоту пятьсот метров взбегал лесистый склон, который ближе к вершинам плавно переходил в летние пастбища. Сейчас горы стояли молчаливые и отрешенные, стойла пустовали, долины были напитаны влагой. Небо плотно затянуто серыми тучами. В уголках, куда не добрались лучи солнца, Санторсо заметил тонкое кружево выпавшего до рассвета снега, а на нем — узоры ночной жизни. Под елями темнели отпечатки заячьих лап, а возле запертого хлева наверняка ходила любопытная лисица, следы оленьих копыт вели из леса к асфальтированной улице — оленей явно привлекала соль, которую рассыпали в поселке при гололедице. Волчьих следов не видно. По осени волков замечали в долине неподалеку от Фонтана Фредда — значит, скоро они объявятся и здесь; а может быть, они уже здесь, но пока настороженны и держат ухо востро, разведывают обстановку. Там, где снег к утру растаял, пропали и вести о ночной жизни, словно оборвался рассказ, доведенный лишь до середины. Санторсо всегда старался следовать совету отца: никогда не возвращайся из леса с пустыми руками, — и тем утром он сорвал несколько ягод можжевельника и сунул их в карман охотничьей куртки.

Была среда, и по трассе скользило совсем мало лыжников. Санторсо заглянул в ресторан, но Бабетта еще не пришла. Только повар — впрочем, он совсем не похож на повара — был чем-то занят в тишине кухни. Услышав, как скрипнула дверь, повар вышел и поздоровался с Санторсо.

Кофе? — спросил он.

Ты Фаусто, сказал Санторсо. А вообще-то, нет. Ты Фаус.

Фаус?

Ненастоящий повар[4].

Повар засмеялся. Заправив кофеварку, он повернул ручку.

Кофе сейчас как раз кстати, сказал он.

А ведь шел снег, Фаус.

Пора открывать ресторан.

Вошла Бабетта с полной сумкой хлеба и газетами. Положив газеты на барную стойку, отнесла хлеб на кухню. Потом пришел старик, работавший на фуникулере, он жил ниже по склону. Была чудесная пора, где-то между восемью и девятью часами утра, лыжники пока не появлялись у Бабетты, а заходили только местные, разговаривали о молоке и о сене, о запасе дров, о снеге, который запорошил крыльцо. Фаусто приготовил кофе для Бабетты и для себя. Посмотрев на чашки, Санторсо тряхнул головой. Бабетта вздохнула, взяла бутылку бренди и добавила всем по капельке в кофе.

Ну что, пришли волки? — спросил старик.

Хорошо, если придут, сказал Санторсо. Это добрый знак.

Помяни мое слово, пусть только попробуют тронуть моих коров, сразу пристрелю.

Правильно.

Думаешь, я шучу?

Ну что ты.

Значит, хочешь помешать мне?

Я-то? Куда там, я уже в отставке и никому не собираюсь мешать.

В ресторан спустилась девушка, новая официантка. Взяла с полки передник и повязала на талии. Налила из крана стакан воды, выпила залпом и налила еще один. Ей хочется пить, подумал Санторсо.

В каком смысле — в отставке? — спросил Фаусто.

Раньше я был лесничим.

Лесничим? Разве ты не охотник?

Одно другому не помеха.

Надо же.

Наполнив водой стаканы на подносе, девушка расставила их по столам. Проходя мимо Фаусто, коснулась его руки. Санторсо стало досадно, что он заметил это. Не по душе ему все эти людские штучки. Гораздо лучше наблюдать за волками, лисицами и тетеревами.

Поставлю вариться кукурузную кашу, сказал Фаусто.

Смотри-ка, а ты совсем освоился.

Пожалуй.

Au revoir[5].

Санторсо допил кофе, положил деньги на стойку и попрощался с Бабеттой, которая уже занялась привычными делами. И даже не взглянул в сторону старика, работавшего на фуникулере. Выйдя на улицу, он вдохнул зимнего воздуха и подумал: ночью кто-то бродил здесь. И потом еще: до чего же душистый свежий снег. Перекатывая во рту вкус кофе с бренди, Санторсо закурил сигарету и стал прикидывать, как лучше распорядиться сегодняшним утром.

4. Снежная лавина

Шел снег, на этот раз по-настоящему: два дня он ткал покрывало над огородами, сараями, стойлами, курятниками. Мокрый снег, совсем не похожий на январский, валил без передышки, ветер гнал его, прибивал к стволам деревьев и к столикам на террасе «Пира Бабетты». В ресторане жизнь шла своим чередом, Бабетта не давала никому поручения расчистить террасу: возле двери просто стояла лопата, и в воскресенье около трех Сильвия вспомнила об этом и принялась расчищать снег.

Фонтана Фредда преобразилась. Скупой декабрьский пейзаж — промерзший поселок, сухая растрескавшаяся земля, голые деревья — за одну ночь превратился в зимнюю сказку. Сильвия посмотрела на дорогу, куда неуклюже, резкими толчками, с натугой выруливали с парковки машины. Приезжие, взвалив на плечи лыжи, брели к своим автомобилям, неловко переступая по снегу. Там, где выросла Сильвия, снега толком не было. Интересно, видела ли мама когда-нибудь такие сугробы, как здесь, думала Сильвия, понравилось бы ей тут или нет, возникло бы у нее чувство защищенности или, наоборот, тревоги. Сильвия посмотрела вслед снегоуборочной машине, которая расчистила улицу до поворота, раскидав вдоль обочин сугробы высотой пару метров. Потом машина развернулась, и Сильвия поняла, что зима глухой стеной отгородила поселок от остального мира и за этой стеной кончается цивилизация: белые просторы, которые раскинулись со всех сторон, люди преодолевали на свой страх и риск, и Сильвии захотелось самой испытать, каково это. Накатанная лыжня совсем не привлекала ее, зато манила нетронутая толща снега, которую еще никто не бороздил.

Подошло время вечерних сладостей, в этот час к Бабетте заходили угоститься шоколадом. Бабетта напоминала свою мать той особой манерой, с какой она обслуживала посетителей, и, подобно матери, она не спешила собирать со столов чашки. Сильвия сделала круг по ресторану, прошла мимо лыжников с детьми, собрала грязную посуду и загрузила ее в посудомоечную машину. Потом вынула оттуда чистые чашки и поставила их сушиться на кофеварку.

Как там, на улице? — спросила Бабетта, выливая в чашку последние капли взбитых сливок.

Снег закончился. Расчистили дорогу.

Любишь снег?

Пока не поняла. А ты?

Ясное дело. Есть снег — значит, есть работа. Святая Дева, ну и рассуждения у меня.

Сливок больше нет?

Кажется, да.

Сейчас принесу еще.

Сильвия пошла на кухню. От тепла окно запотело. Повариха пекла блины, Фаусто вытирал насухо тарелки. На лбу у него выступил пот. Он улыбнулся Сильвии: в облаке пара, поднимавшегося от посудомоечной