Парадизо - Франческа Сканакапра Страница 26

– Я очень сожалею, что учинила такое в церкви.

– В самом деле? Но я никак не возьму в толк, зачем ты так поступила.

Ответа у меня не было, я лишь снова и снова извинялась и говорила, что готова понести наказание. Дон Амброджио сложил пухлые руки точно для молитвы, на секунду задумался, потом спросил:

– Ты ведь что-то от меня утаиваешь, дитя?

– Нет, дон Амброджио.

– В церкви с тобой кто-то был?

– Нет, дон Амброджио.

– Ты уверена?

– Да, дон Амброджио. В церкви я бесчинствовала одна. Рита Поззетти все это время ждала меня в церковном саду, а больше с нами никого не было. Пожалуйста, не наказывайте Риту. Она тут ни при чем.

Дон Амброджио взял зубочистку и принялся ковырять в зубах.

– Больше никого не было? Ты в этом уверена?

– Да, дон Амброджио.

Наш разговор прервал стук в дверь. Рита вовсе не пошла домой, как велел маэстро Виргола. Она побежала на кладбище за моим отцом, который сейчас вошел в столовую, лицо у него было обеспокоенное.

– Полагаю, вы слышали о нечестивых актах вандализма, учиненных в церкви? – осведомился маэстро Виргола, с презрением глядя на моего папу. – Ваша дочь взяла на себя всю ответственность.

Папа был потрясен до глубины души. Он снял шляпу и крутил ее в руках.

– Грациэлла, это правда?

Я кивнула.

– Почему ты не рассказала нам?

До сих пор мне удавалось сохранять присутствие духа, но от папиного смущения и разочарования у меня задрожали губы и ручьем хлынули слезы. Папа протянул ко мне руки, но маэстро Виргола проворно вклинился между нами.

– Судя по всему, моя дочь была не в себе, – сказал папа. – Она попробовала перебродивший терн, не понимая, что это алкоголь. Грациэлла совсем еще маленькая, поэтому даже от небольшого количества у нее помутилось в голове.

– Вы пытаетесь оправдать поведение дочери, заявляя, что она была пьяна?! – вскричал маэстро Виргола.

– Разумеется, я не оправдываю то, что она сделала, – по ее словам, сделала, – но должен заметить, что ежели Грациэлла и впрямь это все сотворила, то есть объяснение поступкам, которые ей совершенно не свойственны.

– Жалкая отговорка! – взъярился маэстро Виргола.

– Детские глупости, – уточнил папа.

– Которые не должны остаться безнаказанными!

Дон Амброджио поднял руку, останавливая спор, и пристально посмотрел на меня.

– Полагаю, в данный момент с упреками спешить не стоит, – глубокомысленно изрек он. – Наверное, тебе, Грациэлла, стоит обдумать все, что ты мне сказала. А как обдумаешь, приходи ко мне снова, и мы поговорим.

– Но она же во всем призналась! – воскликнул маэстро Виргола. – Что тут еще обдумывать?! Поступки этой девочки ужасающи. Это издевательство не только над вами, дон Амброджио, но и над церковью и всеми жителями деревни, и это такой позор для ее семьи!

Секунду помолчав, дон Амброджио снова обратил на меня взгляд:

– Ты знаешь, что гласит девятая заповедь?

– Нет, дон Амброджио.

– Она гласит: «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего». Понимаешь, что это значит?

– Нет, дон Амброджио.

– Это значит, что нельзя лгать о случившемся, дабы защитить себя или других. Господь велит нам всем говорить правду. Хочу, чтобы ты хорошенько это обдумала, а как поразмыслишь, приходи ко мне для новой беседы.

Из дома священника я ушла вместе с папой. За время разговора с доном Амброджио он смял шляпу так, что она теперь сидела криво. Видимо, папа не знал, что сказать, и по пути домой несколько раз прикладывался к бутылке с лекарством. Я не сказала ему, что все утро простояла на коленях, а папа не заметил, что я прихрамываю. В полном молчании мы с ним брели по дороге.

Мама отреагировала не так спокойно, как папа.

– Что?! – воскликнула она. – Что ты натворила?!

Список своих прегрешений я отбарабанила уже как по писаному.

– Так те мальчишки тут ни при чем? – осведомилась мама.

– Ни при чем, – подтвердила я. – И Рита тоже. Я была одна в церкви.

Вне сомнений, мама разозлилась, но вслед за папой и доном Амброджио она не могла поверить, что я способна на такое, даже напившись допьяну. Раз за разом родители предлагали мне уточнить свою историю, но я не изменила в ней ни слова. Наконец мне было объявлено, что в наказание я буду дополнительно работать по дому, – ничего другого я и не ожидала. Я поблагодарила их, пожалуй, с излишним воодушевлением.

Конечно, разумно было бы сказать родителям правду, но я слишком увязла во лжи. Дополнительные обязанности по дому и пара дней стояния во время уроков на коленях были невысокой ценой за возможность защитить тетю. К тому же я заставила Риту соврать ради меня и создавать ей проблемы не хотела.

Сальваторе отчаянно старался не улыбаться, но веселья сдержать не смог.

– Однажды мы с братом, перебрав «Ночино»[15], украли осла, – ухмылялся он. – А один мой приятель проснулся на площади Плебешито абсолютно голым, если не считать кастрюли на голове. Но напрудить в исповедальне? Это всем проделкам проделка!

Что тут смешного, я никак не могла взять в толк.

Следующим утром я проснулась от боли в коленях. На коленных чашечках, опухших и отекших, расцветали синяки. Перспектива простоять на коленях еще один день вселяла ужас. Я взяла старую скатерть, на которой Сальваторе сушил помидоры, порвала на узкие полоски и обмотала ими коленки. Импровизированные повязки стесняли движения и отдавали помидорным душком, зато хоть немного притупляли боль.

Странно, но второй день на коленях дался мне легче первого. Мираколино продолжал буравить меня хмурым взглядом, а я надеялась, что нынче он не ел на завтрак подтухшую рыбу. Я не сомневалась, что если почую зловоние, меня вывернет прямо в классе.

Пьетро и Паоло без устали дразнили меня, чиркая пальцами себе по горлу. «Как там твоя тетушка? – интересовались они. – Пригласила кого еще пропустить по стаканчику?»

Я старалась не обращать внимания, но их шутки все не кончались. Чтобы дать передышку коленям, я попробовала перенести вес, сев на задницу, но боль тут же растеклась по голеням и по спине. Маэстро Виргола несколько раз говорил, чтобы я не ерзала.

– Встань! – наконец велел он.

Когда я с трудом поднялась, у меня хрустнуло что-то в коленях. Казалось, ноги не выдержат мой вес и подломятся, а подошвы онемели настолько, что я не чувствовала пола. Если бы не повязки, я бы наверняка рухнула.

– Подними юбку! – приказал маэстро Виргола.

Я приподняла подол на пару сантиметров, показав импровизированные повязки.

– Что это?

– Повязки, маэстро.

– Повязки?! – проревел он. – Повязки?!