Это снова ты - Алекс Хилл Страница 25

– Ты сам меня на это подсадил!

– Ты строила такие жалостливые рожицы, я не мог отказать. О! А еще помять ножки перед сном, покататься на моей шее, поиграть в чаепитие, рисовашки. Да я буквально рабом твоим был! Даже Саше так не доставалось, как мне.

– Все-все, страдалец, уймись, – хихикаю я и веду ногтями вверх по его затылку. Принимаюсь выводить круги на макушке, а другой рукой почесываю спину. – Доволен?

– Угу, – сладко мычит Дима, – продолжай.

Беззвучно вздыхаю. Кто из нас еще жестокий? Серия сериала заканчивается, начинается следующая. Мытька приходит к нам и усаживается у меня под боком, с недовольством глядя на то, что происходит. Могу представить, о чем он думает: «Ты почему его наглаживаешь? Я здесь кот. Это моя привилегия». Убираю руку с макушки Димы, чтобы приласкать кота, но тут получаю неожиданное наказание – укус чуть выше колена.

– А ну верни на место, – рычит Дима.

– Ты у Мытьки кусаться научился?

– Он у меня. Верни руку на место.

– Прости, тучка, – обращаюсь к грозному коту, – я в плену. Видишь? Можешь загрызть своего хозяина – и тогда я вся твоя.

– Ага, сейчас, – бормочет Дима. – Ты вся моя.

Руки продолжают двигаться на автомате, а вот сердце замирает. Ему плевать, что сказанное едва ли серьезно. А мне… Мне, похоже, тоже. Местечко, которого коснулись зубы и губы Зимина, немного жжет. Границы! Нужны границы, и срочно. Опускаю голову, глядя на Диму, что лежит с закрытыми глазами. Голубоватый свет экрана телевизора касается его кожи, и в носу отчего-то щиплет. Да какие тут, к черту, границы? Все равно что пытаться мелом по воде рисовать.

Мытька фыркает, видимо, устав ждать. Перепрыгивает через меня, ударяя Диму в бок, и выскакивает из комнаты.

– Обиделся, – сипло резюмирую я.

– Я потом ему двойную порцию корма выдам. Не отвлекайся!

Теряю счет времени, сериал проходит по касательной сознания. Дима засыпает, а я все сижу почти неподвижно, охраняя его сон. Он много раз делал это для меня, настала моя очередь. Вереница воспоминаний из детства взвивается ввысь, заполняя комнату. Они сыплются мне на голову, давят на плечи. Все, что было между нами, оживает здесь и сейчас. Безобидное, невинное, сладкое, как малина, нагретая летним солнцем, и свежее, как утро после долгого ливня. Но вот дымка развеивается под громкий стук моего сердца, которому вторит внутренний голос: «Взгляни на меня, Дим. Взгляни. Неужели это так сложно? Мы не родственники. Я выросла. Посмотри. Заметь. Впусти. Не проводи черту. Позволь узнать тебя. Кто ты сейчас? Что у тебя внутри? Ты был моей мечтой. О чем мечтаешь сам? Взгляни! Впусти!»

Дима переворачивается на спину, но не просыпается. Моя левая нога уже занемела, но это последнее, что сейчас волнует. Пока есть возможность, рассматриваю расслабленное лицо Зимина. Брови действительно разные, нос тоже кривоват, да и губы далеки от модельного идеала – уголки опущены, верхняя напоминает чайку, нарисованную первоклашкой. Только для меня он все равно самый красивый. Сконфуженно сглатываю и опускаю левую ладонь ему на грудь. Знаю, что это невозможно, но мне так хочется коснуться его сердца. Какое там у меня место? Что ты на самом деле думаешь обо мне, Дима? Существует ли хоть малюсенький шанс, что…

Зимин вдруг открывает глаза, глядя точно в мои. Дыхание перехватывает от вида его расширенных зрачков. Все знают, что это явный признак влюбленности, но вряд ли это наш случай.

– Я заснул? – спрашивает он, накрыв мою руку, лежащую у него на груди, своей.

– Да.

– Давно?

– Ммм… Не особо.

Он крепче стискивает мою ладонь и поднимает ее, чтобы опустить себе на лицо.

– Мне такое снилось…

– Что-то плохое? Надо два разных носка на одну ногу надеть, тогда кошмаров не будет.

Дима улыбается, и я тоже. Еще одна общая старая история.

– Ты все еще пользуешься этим способом? – интересуется он.

– Иногда. Кто тебе вообще о нем рассказал?

– Никто. Я сам его придумал, когда мелким был. Что-то вроде ритуала.

– Тебе часто снились кошмары?

– Бывало, – тяжело вздыхает Дима.

– А сейчас?

– А тебе?

– Последние пару лет мне почти не снятся сны.

– Значит, спишь крепко. Повезло.

– Ты не ответил, – напоминаю я, но совсем без нажима. Мне не хочется ковыряться в Диме грубо и насильно. Хочется, чтобы он сам…

Жужжание телефона вибрацией расползается по дивану. Дима убирает мою руку с лица и тянется за мобильным, только берет не свой, а мой. Собственно, он и звонит. Зимин смотрит на экран и хмурится. Испуганно замираю, догадываясь, что именно его так смутило.

– Это твой парень? – спрашивает Дима, поднимаясь.

– Да, – отзываюсь я, избегая его взгляда.

– Ответь.

Дима передает мне мобильный, и я поспешно уношусь на балкон. Подхожу к распахнутому окну и принимаю звонок. Затекшие ноги колет, точно иголками, сердце тревожно стучит. Болтаю с Дэном больше на автомате, пару раз даже смеюсь, а еще придумываю новые отмазки и причины, почему рядом нет Женьки и других соседок, но мысленно я не с ним. Не могу переключиться.

– И я тут подумал… может, мне приехать в субботу в Ростов?

– Что? – вздрагиваю, как от удара током.

– Выходные же. Я больше не могу, хочу тебя увидеть.

Теплый ветер бьет по лицу, но совсем не помогает прийти в себя.

– Ты там в обмороке от восторга? – весело спрашивает Денис. – Чего молчишь?

– Да я… Это, конечно, здорово, просто… я на выходные в Новочек уеду.

– Зачем?

– Помогать с подготовкой к свадьбе, – слова вылетают сами собой. Даже удивительно, как хорошо за последние полгода я научилась лгать.

– Чем там помогать? – с каждым вопросом тон Дениса становится все более обиженным.

– Настя декор сама делает: украшения для столов, браслеты для подружек невесты… Ну, всякое такое. – Это не совсем ложь, невеста брата и правда творческая личность до мозга костей, только никакой просьбы о помощи, разумеется, не было.

– А тебе обязательно ехать?

– Это свадьба моего брата вообще-то, – с укором произношу я.

– Я в курсе, но у Насти что, подружек нет?

– Я ей тоже не чужая.

– А мне?! – выпаливает Дэн. – Или на меня вообще начхать?!

Сильнее сжимаю телефон, а другой рукой до боли цепляюсь за оконную раму. Горло немеет, будто я наелась ядовитых кактусов. Если бы Дэн не пытался протиснуться в каждую щель и занять все свободное место в моей жизни, лгать не пришлось бы.