Непостоянные величины - Булат Альфредович Ханов Страница 20

Ночь перед очередным будничным испытанием выдалась беспокойной. Через стенку назойливо тянуло табаком, точно соседи думали думы, смоля сигарету за сигаретой. Бессчетное количество раз перевернутая подушка нагрелась до последнего квадратного сантиметра. Чтобы заглушить стук сердца и молоточки в висках, Роман в темноте босиком прошагал сорок четыре круга по комнате – по двадцать два в обе стороны – и снова лег. В постели молоточки настигли.

Без четверти четыре Роман, протирая красные глаза, встал. Пока кипятилась вода для чая, из шкафа был извлечен Пинчон. Что он скажет о минувшей неделе, как справился наш воинствующий утопист?

Четыреста восемьдесят один, пятая сверху. Нет, снизу.

«…лайн Б». Они построят себе домик на самом краю…»

Гордыня и гнев

– Здравствуйте, Роман Павлович! Вы не будете возражать, если я поприсутствую на вашем уроке?

Разумеется, молодой учитель не располагал правом возражать директору. Нагрянувший на четвертый этаж Марат Тулпарович с толстой белой папкой под мышкой переступил порог кабинета русского языка и выбрал место в последнем ряду. Предстоял разбор «Господина из Сан-Франциско» в 11 «А», до звонка оставалось пять минут. Роман с предельной аккуратностью вывел на доске число и тему, следя за тем, чтобы буквы получились ровные и красивые. Зазнавшийся хвостик у «я» в слове «сентября» был хладнокровно обрезан мокрой тряпкой. С началом рабочей недели, дорогая инспекция.

Ученики, все в милицейской форме, переглядывались и шептались, смущенные директорским надзором. Трели звонка подняли их из-за парт. Роман решил не ломать привычную схему урока. Согласно ей, перед совместным обсуждением текста в одиннадцатом классе каждый по очереди высказывал собственное впечатление. Этот прием Роман подсмотрел у преподавателя из МГУ на семинарах по зарубежному романтизму.

– Мне рассказ понравился больше, чем «Антоновские яблоки». Тут есть сюжет, а там его нет. На первой странице мне показалось, что дальше будут приключения…

– Мне рассказ не очень понравился. Я все ждала, что с героем случится что-то важное, а он умер неизвестно почему. Его даже не жалко. Вот смерть Оли из «Легкого дыхания» была трагичной…

– Мне текст понравился…

Марат Тулпарович словно бы целиком погрузился в документы из белой папки и не слушал.

Когда ученики отстрелялись, слово взял Роман.

– Скажу вещь, какую учителю говорить не положено. Статус не позволяет. Тем не менее буду с вами откровенным. Я бы солгал, если бы заявил, будто чтение Бунина приносит мне удовольствие.

Все в классе подобрались, даже Марат Тулпарович поднял голову. Что, если сейчас задать ему вопрос, как он относится к Ивану Алексеевичу? Наверное, в будущем директор пошутит так, что мало не покажется.

– Безусловно, я ценю мастерство писателя, но, когда я читаю «Антоновские яблоки», или «Темные аллеи», или «Грамматику любви», у меня возникает чувство, будто я еду на дряхлой телеге по осенней грязи. Накрапывает дождик, лошадь еле плетется, спицы застревают в колее, ямщик напевает тоскливую песню, а дороге нет конца. И неясно, куда путь ведет, зачем.

– Тогда почему Бунина в школьную программу включили? – робко поинтересовалась Гафарова, блондинка на втором ряду.

– Резонный вопрос, Диана. Когда я признался, что ценю бунинское мастерство, я не лукавил. Моя задача состоит и в том, чтобы вы научились правильно определять сильные и слабые стороны любого явления. Неважно, писатель это, музыкант, близкий друг, фильм, статья в журнале или новый законопроект. Пожалуй, многие согласятся, что Бунин – автор неувлекательный. И характеров ярких, мясистых, бьющих наповал, как у Грибоедова или Гоголя, у него нет. Зато проза Бунина обладает своими достоинствами, которые отметили в Нобелевском комитете. Если бы я предложил вам выступить в качестве адвокатов Ивана Алексеевича, на что бы вы обратили внимание в первую очередь?

На брошенный клич никто не отозвался. На доске, под темой, Роман нарисовал единичку.

– С такими заступниками приговор будет неутешительным, – сказал Роман. – Тогда начну я. Первый аргумент в защиту, он же самый очевидный. Бунин великолепно владеет деталью. Его художественный мир населен разнообразнейшими цветами, звуками, вкусами, запахами. Припоминаете, какой сигнал слышат пассажиры перед обедом?

– Вроде гонг, – сказал Митрохин.

– Если точнее, то китайский гонг. На протяжении всего рассказа возникают фоновые звуки: звенит гонг, завывает сирена, раздаются гудки, играет оркестр…

Кимранова, листавшая на первой парте сборник бунинских рассказов, не отрывая глаз от текста, торопливо и невыразительно зачитала фразу:

– «Он слышал тяжкие завывания и яростные взвизгивания сирены, удушаемой бурей». Здесь говорится, что есть звуки громче сирены.

– Верно, Аида, и это важное наблюдение. Какими бы громкими ни были звуки цивилизации, им не сравниться со звуками стихии: с бурей, ветром, вьюгой. Это принципиальный момент для понимания произведения. К этому мы вскоре вернемся.

Роман написал на доске, рядом с единичкой, слово «Деталь». Он встретился взглядом с директором, отложившим в сторону белую папку с документами. Вот будет засада, если Марат Тулпарович затребует план-конспект урока. И влепит штраф за его отсутствие. Ирина Ивановна как-то вскользь упомянула, будто молодой специалист обязан составлять конспекты всех уроков в течение двух лет.

– Кто-нибудь кроме меня желает выступить адвокатом? – снова обратился к классу Роман.

Гафарова неуверенно подняла руку.

– Я бы к плюсам отнесла напряженную атмосферу. Как я говорила в начале, весь рассказ я ждала, что произойдет что-то особенное. Если не с героем, то с кораблем. Утонет, например, как «Титаник».

Митрохин и Аюпов засмеялись.

– Параллель с «Титаником» не такая уж и надуманная, – заверил Роман. – Как известно, «Господин из Сан-Франциско» был написан через три года после гибели знаменитого лайнера, и косвенные отсылки к этой катастрофе в рассказе есть. Что же касается, Диана, твоего замечания, то атмосфера как раз рождается из деталей, наполняющих художественный мир. Твой довод отчасти перекликается с моим и вместе с тем не повторяет его.

Под первым пунктом Роман нарисовал похожую на лебедя двойку и вывел рядом с ней слово «Атмосфера».

– И, наконец, третий аргумент. Прежде чем перейти к нему, мы все послушаем пересказ «Господина из Сан-Франциско» в исполнении Марселя.

Аюпов, засмущавшись от улыбок вокруг, опустил голову. Розовощекий, с кудрявыми волосами песочного цвета, он смотрелся бы уместней не в милицейской форме, а в футболке с заковыристым принтом, бриджах и кепке козырьком на затылок.

– Пересказывать? – переспросил Аюпов.

– Именно.

– Ну, на старости лет богатый американец отправился в кругосветное путешествие… – начал Марсель.

– Звучит как первая фраза многообещающего анекдота, – сказал Роман.

Смешки