Журавль среди волков - Джун Хёр Страница 16

мне как мать, и теперь она мертва… – пробормотал Ёнсан-гун, дрожа как лист на осеннем ветру. – Говорят, это самоубийство, но зачем ей накладывать на себя руки? Лишь этим утром я своими глазами видел её прелестное лицо и сказал, что даже в пятьдесят она поражает меня своей красотой. Должно быть, её отравили.

– Отравили?

– Придворный врач нашёл подозрительный осадок на дне её пиалы из-под чая, – объяснил Ёнсан-гун и крикнул, обернувшись: – Евнух Мун!

Бледный, хрупкий слуга выскочил из павильона весь в поту.

– Где следователь Ку? – прорычал ван. – Найди его и прикажи прийти ко мне немедленно. Я повелеваю расследовать её смерть. Я разорву убийцу своими руками!

Он побрёл прочь во мраке, и евнух поспешил за ним, спотыкаясь на ходу. Тэхён застыл у стены и ещё долго так стоял, пока чужая кровь стекала с его лица на шею.

– Ваше высочество?

Он вздрогнул и посмотрел на девушку, которая выглядывала из-за колонны. Это была Чию, служанка мусури, то есть самого низкого положения. Тэхён время от времени отправлял её по тайным поручениям во дворце и в обмен щедро платил, чтобы она могла ухаживать за больной матерью.

– Ваше высочество!

Ноги его не слушались.

Девочка огляделась и подбежала к нему, словно мышка.

– Я хотела раньше вам сказать… – пропищала она.

Листья за ними зашуршали, и служанка вздрогнула. С ветви вспорхнула птица и улетела, хлопая крыльями. Тогда Чию продолжила:

– Сестра придворного стражника Мин Хёкчжина обратилась ко мне со странной просьбой.

Тэхён не находил в себе сил ничего сказать. Он молча достал из кармана носовой платок и стал тереть щёки, пока те не заныли.

– Она п-попросила передать её брату, чтобы он нашёл и отправил ей лекарство, а иначе её накажут за п-предательство. Я его предупредила, что приносить во дворец лекарства запрещено, но он всё равно послушался сестру. Я подумала, вам стоит об этом знать.

– Какое мне до этого дело? – грубо спросил Тэхён.

– Т-такое, что… – Чию быстро заморгала и снова огляделась. – Придворная дама Сонхи приказала своему брату раздобыть волчий корень для госпожи Сынпхён, а теперь госпожа Сынпхён мертва…

Ужас сковал сердце Тэхёна. Волчий корень – растение с маленькими фиолетовыми цветками, которые способны как исцелять, так и убивать. Если правильно их приготовить, они снимают боль… но в руках того, кто желает избавиться от жертвы, не оставив следов, волчий корень становится смертельным ядом.

Во что же ввязался Хёкчжин?

9

Исыль

Пять дней я пролежала в постели, и за мной ухаживали, как за больной императрицей. Из столицы приехал опытный врач с помощницей, и они показали Юль, как обрабатывать мою рану. Юль каждый день её прочищала, накладывала свежую повязку, и мне пришлось признать, что хозяйка не лукавила: она и впрямь относилась к постояльцам как к родным. Благодаря её заботе я постепенно шла на поправку.

На шестой день Юль разбудила меня на заре, в час, когда воздух ещё влажный от росы, и её капли сверкают на листьях растений.

– Ты достаточно отдохнула, – бодро произнесла Юль. – Пора зарабатывать на проживание.

Мы взяли плетёные корзины и тяпки с короткими ручками и отправились вверх по холму, поросшему деревьями. Голова у меня кружилась, я тяжело дышала, а Юль весело шагала, распевая во весь голос народную песню. Мы добрались до места и принялись за работу. Юль продолжала петь, пока мы сдирали кору с деревьев и выкапывали корни полыни.

– Для чего это? – спросила я.

– Чхогын мокпи, – ответила Юль, что означало «корни и кора». – Наша грубая и жалкая пища. Она едва поддерживает жизнь, но ячменя в запасах почти не осталось, а новый ещё не поспел.

Острая тяпка вонзилась в землю, и комья разлетелись в стороны. Я выдернула жёсткий корень и увидела, что под ногти забилась грязь.

– Обычно я готовлю из того, что предлагают путники в обмен на проживание, – стала рассказывать Юль, вытирая пот со лба. На коже остались коричневые полосы. – Но дорогу перекрыли из-за охотничьих угодий, и теперь здесь мало кто ходит. Да и нет ни у кого чем торговаться. Налоги слишком высоки, у людей ничего не остаётся. Рисовые поля ван забрал себе, и народ больше не может ими пользоваться. Мы пробовали собирать дикие травы, но ван услышал об их питательных свойствах и лишил нас даже этого. Вот и приходится обходиться горькими дарами земли, пока не пополним запасы ячменя.

Она бросила пучок ярко-зелёной травы в корзину и вздохнула.

– От них болит и засоряется желудок.

– Зато мы не умрём, – прошептала я.

Работа была тяжёлая, и плечи у меня отчаянно ныли. Всё же я трудилась, не отрываясь ни на секунду, поскольку мучительный труд позволял хоть ненадолго забыть о пустом взгляде сестры. Однако другие воспоминания нагнали меня, схватили в свои лапы и утащили далеко в прошлое.

Мне четыре, я вдыхаю яркие лучи солнца, а Суён раскачивает меня на качелях, привязанных к крепкой ветви дерева. Наш звонкий смех пронизывает летний воздух.

Мне десять, и мы с сестрой отдаляемся друг от друга, но она всегда оставляет для меня последнее медовое печенье.

Мне пятнадцать, и сестра зажимает мои уши ладонями, чтобы я не слышала крики родителей.

Несколько месяцев назад мне исполнилось семнадцать. Все дни я проводила дома за вышивкой и жалобами на то, что в деревне нет достойных женихов. У меня даже не было сомнений, что брак – единственный способ исправить наше положение. Я постоянно обрабатывала ногти пастой из мятых цветов бальзамина и наотрез отказывалась марать руки тяжёлой работой. Мне следовало помогать сестре стирать наше окровавленное нижнее бельё каждый месяц, но и от этой обязанности я увиливала. Дрожащая и замёрзшая, она возвращалась с улицы, где вешала чистое бельё сушиться, чтобы затем снять его ещё до рассвета…

От одних воспоминаний мне хотелось содрать с себя кожу.

Я взглянула на Юль. Без парика и алой краски на губах, без толстого слоя пудры на лице она выглядела совершенно иначе. Уже не пожирающей печень лисой кумихо, а девушкой моего возраста, с которой я вполне могла подружиться.

– У тебя есть братья или сёстры? – спросила я.

– Был младший брат, – ответила она, не отвлекаясь от работы. – Всего на год младше меня.

Был.

– Мы жили в той части провинции Кёнгидо, где теперь охотничьи угодья.

– Значит, вас оттуда прогнали?

– Да, но мне перешла гостиница моей тёти, и я думала, что худшее позади… Однако это вечное заблуждение, правда? – произнесла Юль столь жизнерадостно, что мне стало не по