Неотправленные письма - Олег Юрьевич Рой Страница 7

– Ничего, если я закурю? Сейчас перекурю и в обратную ходку.

– Курите, кто ж вам запретит? – пожала плечами Надежда.

– Это я к тому говорю, – сказал Петрович, закуривая, – что, может, будь у нас побольше таких музеев, как у внука в школе, может, и не рехнулась бы целая нация до того, чтобы своих же убивать? Мне вот кажется, что фильмы там или игры про войну, вроде той, что у меня младший внук играется, танки там покупает и немчуру бьет, – это, конечно, хорошо; но солдатские письма – их, когда читаешь, совсем по-другому на войну смотришь. Про фильм можно сказать: выдумка, фантазия! Не могло быть такого! А тут солдат пишет про то, что видит. Про ручеёк, из травы выбивающийся; про кашу в котелке – такой вкусной каши на гражданке в ресторане не найдёшь, даром, что она порохом пропахла; про крохотную фотографию любимой, бережно хранимую в кармашке… про вражеские обстрелы и сожженные дома, про убитых товарищей и скулящих пленных, про родной дом и чужой край, про горечь потерь и радость победы…

– Ну вы, Михаил Петрович, выдали! – с восхищением сказала Надежда. – Вы книги писать не пробовали?

– Пробовал, – смущённо признался Петрович. – Тридцать лет назад написал, про войну как раз. Сам не воевал, хотелось выпендриться. В редакции завернули, сказали, много пафоса не по делу, ну и матчасть хромает. А вот папка мой, Петр Евграфович, царство ему небесное, – он сам воевал, войну на Одере закончил, – так он хвалил. Сказал, правда, что ни на грош не похоже на то, что было, но всё равно похвалил, даже прослезился, говорит, когда у меня главного героя, лейтенанта, убили.

Сейчас-то я и сам понимаю, что ерунда получилась. Война – она другая. Её ни в какую книжку не запихнёшь. Но всё равно – писать о войне надо, и кино снимать, и игры для детей делать. Ну и музеи, с солдатскими письмами и ржавыми гильзами.

Петрович выбросил окурок в ведро и продолжил:

– И знаешь, Надежда, что я подумал? Закончится и эта война. Мы, конечно, победим, потому что мы родную землю защищаем, свою веру, свой язык, свою историю. Да… Так вот, война закончится – и надо, чтобы о ней тоже и книги писали, и фильмы снимали, и игры делали, и музеи чтобы были – с солдатскими письмами. Чтобы с детства дети всё это видели, чтобы помнили. Учитель мой говорил когда-то: запомните, дети, – когда мы прошлую войну забудем – начнётся следующая. Он сам воевал, знал, что говорит.

Вот я и подумал – может, ты эти письма для музея собираешь? Я по всему Донбассу езжу, и Донецк, и Луганск. Могу ещё привезти.

– Письма должны доходить до адресата, – задумчиво сказала Надежда Витальевна. – Но идею вы правильную подали. Надо подумать об этом.

– Еще бы, правильную! – улыбнулся Петрович. – Память должна быть непрерывной. Наши дети правильными выросли – их дети тоже должны расти правильными. Конечно, не дай бог новой войны, но, если вдруг настанет, – чтобы они, как отцы их, как деды и прадеды, не сомневались, вставая на защиту родного края.

– Эх, Петрович, – покачала головой Надежда Витальевна, – нам бы эту войну закончить, а вы уже следующую предсказываете… идёмте, я вам обходной лист подпишу, а потом пойду своим пайки раздавать. Видишь, ждёт уже народ.

– Ой, Надежда, – спохватился Петрович, – я и забыл совсем. У вас же тут, при клубе, есть какая-то библиотека?

– Ну, есть какая-то, – кивнула Надежда Витальевна. – Так, правда, смех, а не библиотека…

– Тут вместе с гуманитарной помощью для нее детские книжки передали. – Петрович открыл дверь кабины, достал оттуда сначала обходной лист с ручкой, прикрепленный к дощечке, чтобы удобнее писать было, а потом – небольшой пакет с буквой О. – Два десятка всего, зато все новые. Примешь?

– Конечно, приму, – заулыбалась Надежда Витальевна. – Катя говорит, к ней пара ребятишек приходит, один третьеклассник, Филипповых сын младшенький, а вторая – девочка-дошкольница, племянница Черкашиной. Сиротка, у нее родители в Донецке погибли, её сюда и отправили, к тётке. Катя говорит – оба читать любят, Черкашина так вообще в книгах утопает. Причём берут книги взрослые, из детского всё, что было, перечитали уже.

– Вот и отдай Екатерине. – Петрович протянул Надежде картонную коробку, перетянутую бечевой, которую он взял с переднего сиденья. – Иди уж, люди правда ждут, а я поеду, пожалуй.

– Счастливого пути! – пожелала Надежда. Петрович забрался в кабину. Не дожидаясь пока машина уедет, Надежда Витальевна с пакетом и коробкой под мышкой отправилась на почту – надо было раздать гуманитарную помощь односельчанам.

Глава 3. Письмо учителя

Немного задержавшись на пороге, чтобы проводить взглядом уезжающую машину, Надежда вернулась на почту. По пути ей показалось, что канонада на западе усилилась. Решив не обращать на это внимание, Надежда позвала терпеливо ожидавших односельчан, которые стали по одному заходить в здание почты. Надежде не надо было сверяться со списками, чтобы знать, кому выдавать, но она все-таки отмечала каждую выдачу в особом журнале.

Некоторые брали по два или три пакета – чтобы занести особо немощным и пожилым соседям. Увы, в Русском Доле было более двух десятков пенсионеров, чьи родные либо уехали подальше, либо, наоборот, отправились в ополчение. Но односельчане не бросали таких на произвол судьбы – помогали, чем могли, в частности носили гуманитарную помощь тем, кто сам едва мог ходить по двору.

Надежда Витальевна уже знала, например, что Оля Суровцова, худенькая, похожая на старшеклассницу вдова лейтенанта милиции Игоря Суровцова, берет сразу четыре пакета, для себя и двоих своих парней – погодков, для свекрови Ирины Титовны, а еще два – для четы Березиных и Эсфири Романенко, своих соседей. Муж Эсфири Петровны погиб на шахте еще в одиннадцатом, и у нестарой еще женщины отнялись ноги. Детей у Эсфири не было, и ей помогали односельчане – и Оля, и Тоня Гранина, и Лариса Ковальчик. А Максим и Лидия Березины просто доживали свой век, отказавшись переехать к детям в Донецк. Как оказалось, правильно, что не перебрались, – во время одного из обстрелов, под Новый год в семнадцатом, многоэтажка младших детей Березиных рухнула от попадания реактивного снаряда чешской версии нашего «Града», похоронив под собой всю семью Виктора Березина. Старший сын Антон, артиллерист ДНР, поклялся найти и уничтожить батарею, погубившую близких, и обещание сдержал – его «Пион»[20], некогда списанный и ожидавший разделки, но с началом нападения Украины на Донбасс бережно восстановленный донецкими мастерами, накрыл батарею украинского майора-убийцы Субботы, уничтожив машины