Zа право жить - Коллектив авторов Страница 6

колодцу, насос больше не качал ее в трубы. Пользоваться печью Олька не умела, она выросла при газе. Пришлось учиться растапливать печь, выгребать угли, ловить момент, когда пора закрывать заслонку, чтобы тепло не улетело в трубу. Сама Танька ничего делать уже не могла. Но ее цепкая память неизменно пригождалась Ольке в очередной непростой ситуации. Беда была с посудой. Новомодные легкие кастрюли и сковороды плавились в печи. Единственный чугунок был такого размера, что Олька с трудом поднимала его даже пустой. Приспособились так: с вечера в чугунок закладывали овощи – картошку, лук, морковь, четвертину курицы, все это солили, щедро заправляли зеленью, и Олька осторожно, укрывая лицо от жара, проталкивала чугунок вглубь печи. Она сгребала вокруг него угли и оставляла на ночь томиться. Утром еще теплый чугунок вытаскивали и целый день ели настоянное в печи варево, разнообразя его заготовками из погреба. Кусочки курицы женщины делили между мальчиками. Олька уверяла сыновей, что мясо она совсем не любит. Танька же улыбалась беззубым ртом.

Единственная чудом сохранившаяся чугунная сковорода, наоборот, оказалась совсем маленькой. На ней запекали яйца и небольшие караваи хлеба, который теперь тоже делали сами. Закупленные буханки аккуратно порезали, высушили на печке и сложили вместе со всеми припасами в погребе. А Мурка следила за их сохранностью от мышей.

В дом вернули старенький умывальник, доживавший свой век на огороде. Посуду мыли в тазу с подогретой водой. Запекшийся жир в чугунке оттирали песком и золой. Порошок пока не кончился. Но чтобы его выполоскать, нужно было слишком много воды, потому стирали теперь редко и только самое необходимое.

Мальчикам стало не до игр. Они усердно таскали воду. Стругали щепочки для растопки. Их обязанностью было искать и собирать яйца, которые несушки откладывали в самых непредсказуемых местах. Огород тоже лег на их плечи. Прополоть, полить, нарвать зелени, ягод, обобрать с картошки колорадских жуков. Олька с удивлением подмечала, как повзрослели ее сыновья. Они совсем перестали капризничать, драться и жаловаться друг на друга по пустякам.

Андрюха изредка выбирался к ним. Прощаясь, обязательно притягивал к себе по очереди мальчишек, целовал их в выгоревшие макушки, кивал Ольке и уходил.

Подстанцию несколько раз восстанавливали. Свет ненадолго возвращался в дома. В такие дни Олька старалась зарядить телефон. Наслаждалась холодной водой из крана и кипятила ее в электрическом чайнике. Смотрела нерадостные новости по телевизору, неторопливо растолковывая их Таньке.

Раза два в неделю Олька выбиралась в центр, чтобы позвонить матери, рассказать, что дом цел, они живы и пока не голодают. Та попыталась приехать к ним, но пересечь линию фронта не смогла. Каждую ночь начинался обстрел, и мальчики уже не просыпались от разрывов снарядов. Кошка безмятежно тарахтела в ногах у Таньки.

В начале июля обстрелы усилились, теперь они могли начаться в любое время дня и ночи. Несколько раз над самой крышей дома с ревом пролетали самолеты. Фронт настолько приблизился к их дому, что шальные пули уже временами вгрызались в толстые бревна, разбрызгивая острые щепки вокруг. Целыми оставались окна только с восточной стороны.

Олька уже не выпускала детей из погреба. Там их и нашел Андрюха. Грязные бинты на его голове пропитались кровью.

– Укры наступают! Нам не удержать фронт! Надо бежать! – задыхаясь, сказал он.

– Куда бежать-то? В какую сторону? – зло спросила Олька.

Действительно, разрывы снарядов слышались уже отовсюду. Их привычное укрытие казалось сейчас гораздо надежнее, чем блуждание под смертью, летящей с неба.

– Ты ступай, сынок! – подала голос Танька. – Не тревожься за нас, мы тебя здесь дождемся. Еда у нас есть, водой запаслись. Мурка с нами. Мы не пропадем. Не впервой.

– Иди. Справимся, – примирительно подтвердила Олька.

Андрюха встал. Долго пристально всматривался в каждое дорогое лицо, будто вбирая в себя. Потом тихо сказал:

– Сберегите себя, родные! Я живу только ради вас! Простите, что не смог защитить вас!

Злые бессильные слезы катились по щекам, заросшим щетиной. Мальчики заскулили на одной высокой ноте. Олька прижала их к себе и укрыла накинутым на плечи одеялом, как крыльями. Слез у нее больше не было. Танька закричала:

– Да ступай уже, вояка! Что толку сейчас от сырости! Даст Бог, и это переживем!

И она вытолкала Андрюху из погреба…

Всю ночь бухали пушки, с воем совсем рядом легли несколько бомб, тряхнув землю. Мальчики больше не плакали, только смотрели на мать и старую бабулю спокойными недетскими глазами. Мурка, чувствуя тревогу людей, переходила от одного к другому, лизала руки и щеки, терлась, мурлыкала.

К утру фронт передвинулся далеко на восток. Пули уже не свистели, снаряды не вспахивали землю. Танька с Олькой решили выйти и осмотреться: может, удастся растопить печь и приготовить горячее детям? Мальчики отсыпались после бессонной ночи. Дом почти не пострадал, ударной волной снесло только крышу с сарая. Оба же соседских дома лежали в руинах. На улице голосили – видимо, не всем удалось пережить эту ночь.

Танька пошаркала в дом растапливать печь, а Олька собирала разбежавшихся по двору кур. Она не сразу заметила