Москва-Париж - Александр Жарких Страница 40

Как правило, эти командиры были из проекта К, они боялись перечить вышестоящим командирам А-шникам, и, наверное, им было легче просто соврать. Вступать в спор при планировании операций для них было неприемлемо, я видел, как они реально боялись. А мне не страшно было это делать. Меня в таких случаях всегда прикрывал Монгол, и замкомбата тоже не забывал. Вообще, отношения между командирами, наверное, во многом зависели от командира ШО (штурмового отряда).

Через две недели Монгола тяжело «затрёхсотило», прилетело ему от вражеского снайпера. Как подставился – непонятно. Из-за этого произошли очередные изменения в командном составе. И оказалось, не в лучшую сторону. Но за эти две недели мы с пацанами буквально «срослись». На войне две недели – это много, иногда целая жизнь. Мой новый зам с позывным Шуртан был старше меня, тоже из «кашников», и поменял когда-то на зоне много календарей, но отнёсся ко мне сердечно, хотя я знал, что он недавно пережил тяжёлую утрату – прежний командир отделения погиб, а он был его старым другом. Неожиданно выяснилось, что Шуртан знал Шутника и других ребят, с которыми я ходил в накаты давным-давно, целых два с лишним месяца назад.

Монгола не было, новым взводным стал молодой пацан, которого назначили по протекции такого же нового молодого ротного. Их обоих поставили на должности как бывших командиров отрядов питерского СОБРа и, видимо, ожидали от них решительных действий в будущих накатах.

…Вот я всегда считал, что правильный пацан, став командиром в «Вагнере», должен вести свою группу, зная, ЧТО там впереди, хотя бы примерно. Он должен сам направлять и проверять результаты артподготовки, а не верить словам вышестоящего командира, что там «почти никого не осталось». Ну и, конечно, важно взаимодействие с другими группами. Не должны действовать две или три группы с тремя командирами на равных. Всегда один должен быть старшим. При этом и после артподготовки у командира всегда «на связи» должен быть расчëт АГС или любой другой артиллерии, доступной взводу.

А лучше самому аккуратно вместе с проверенными ребятами сходить «на мягких лапках», посмотреть, где противник и в каком месте у него «болит голова», установить его точное местонахождение и скорректировать по возможности артиллерию. Потом опять посмотреть-послушать, остался там кто живой или нет. При необходимости это нужно повторить несколько раз. Если пошли в накат и что-то пошло не так, то артиллерия во взводе всегда должна будет или помочь подавить оставшееся сопротивление, или прикрыть отход. А если есть коптер (это мечта, конечно), то всë упрощается…

У нас и так были большие потери, а тут получилась ситуация, когда на бывших СОБРовцев надавили сверху и они нас, и так чудом оставшихся в живых, буквально стали толкать на убой. Поступил тот самый повторный приказ о штурме, который я отказался выполнять.

Я и сам тогда не понял, как принял такое опасное решение. Любой из бойцов «Вагнера» ещё с учебки знал, чем это могло закончиться и хотя бы раз видел, как обнуляли без разбора тех, кто отказывался выполнять приказы в «Вагнере». Но приказ нового взводника был не просто непродуманным и глупым, он был заведомо смертельным для пацанов, которые мне доверяли как командиру.

До этого две штурмовые группы с боем зашли в украинский укреп, закрепились на позиции, доложили об этом, а на утро их раздолбал целый рой «птичек» со сбросами и доработал стодвадцатый миномёт. В результате все они стали «двести», кроме одного пацана, который тяжело «затрёхсотившись», еле выбрался оттуда и рассказал обо всём. И тут пришёл приказ о повторном штурме, который я отказался выполнять.

– Я чего-то не понял, ты чё, отказываешься выполнять приказ что ли? – удивился взводный, – Да ты чё, Париж, ох…ел? Это же пи…дец! Щас прям доложу комроты… Это, млять…это…

Дальше я уже не стал слушать совершенно неконструктивную речь комвзвода, позывной которого потом даже не смогу вспомнить. Я просто нажал тангету на своей рации и стал ждать. Чего ждать? Справедливости? – Да ну, на хрен! Спасения? – Какого? Понимания? – меня могли понять только мои пацаны-братаны, ради которых мне не нужно было никакого «спасения».

Я молился. Да, теперь я снова молился:

– Господи! Дай нам такую войну, чтобы бороться нужно было только с противником! Господи! Дай нам жизнь такую, чтобы она не заканчивалась на ощущении, что ты чего-то недоделал! Господи! Хлеб наш насущный дашь нам днесь…

Меня не обнулили сразу. Как никак командир. Было приказано доставить моё связанное тело в ОСО (особый отдел), то есть отдел безопасности «Вагнера». На Гестапо это подразделение не было похоже, хотя и говорили, что оттуда редко кто выходил живым. Даже примету придумали: если за тобой приехал особист, то скорее всего ты больше не вернёшься. Ребята хотели поехать вместе со мной, но мой мудрый зам Шуртан, которого сразу назначили командиром на моё место, сказал, что сам обнулит любого, кто покинет позиции без приказа. А меня он перекрестил и шёпотом произнёс на ухо:

– Выдохни сейчас и помни, что твоя жизнь принадлежит тебе и больше никому кроме Бога. А он всё знает, он поможет!

Мы крепко обнялись с Шуртаном, а я потом ещё не один раз буду вспоминать его слова, сказанные в трудную минуту. Другие пацаны тоже подходили ко мне и, глядя прямо в глаза, пожимали руку или похлопывали по спине, говоря:

– Спасибо, брат! Мы с тобой, – ну, или что-то вроде этого.

Ближе к ночи меня отвели на «ноль». Автомат, рюкзак и всё остальное пришлось оставить ребятам. На «ноле» мне связали руки скотчем, я не пытался сопротивляться. В сопровождении молодого особиста и двух крепких парней из роты охраны и наблюдения мы на новенькой «капле» выехали в сторону Первомайска, где тогда находился ближайший отдел ОСО «Вагнера». Про его пыточные подвалы ходило много слухов. Теперь туда свозили большинство сильно накосячивших. То есть тех, кого поймали на употреблении наркотиков, алкоголя, и тех, кто знал об этом, но не сообщил, тех, кого уличили в мародёрке у мирного населения, тех, кто самовольно покинул расположение подразделения, всяких «бегунков» из больниц и госпиталей, ну и таких, как я, отказников.

Я тогда уже знал, что в ОСО работали в основном бывшие менты, и с «кашниками» они не особо церемонились. А тут