Москва-Париж - Александр Жарких Страница 35

– Ладно, Париж, я тебя понял. Мне твой замок уже всё рассказал. Сказал, что ты ему жизнь спас. Только в следующий раз хоть одного в живых оставь…

Было раннее утро, я шёл по весенней грязи к своим ребятам, которые заняли позиции во дворах нескольких уже не существующих домов очередного раздолбанного посёлка. Периодически где-то начиналась стрельба и заканчивалась, в сторону Бахмута иногда летели ракеты, что-то где-то горело и дымилось, в утреннем воздухе слышалось движение тяжёлого транспорта далеко в тылу. Теперь я уже не удивлялся, что мог при всём этом хорошо и крепко высыпаться в подвале одного из домов. В своих ребятах я был уверен. Нам не раз приходилось выкуривать одну сигарету на всех. Уверен был и в новых, и в старых. А они доверяли мне. Я снова знал позывной каждого из них.

Война, по сути, – это безумие ожесточённых людей. Мы все уже по-другому относились к обычному миру без войны. Был у меня во взводе парнишка А-шник, здоровый такой красавчик, хорошо проявил себя в первых же своих накатах. На гражданке фитнес-тренером был и спортивной стрельбой увлекался. Я даже успел его командиром отделения назначить, никто не был против. Свой позывной Кентавр он носил с гордостью. А всего-то пробыл на передке не больше двух недель.

Правда, поначалу немного запутался с нашими кодировками для часто употребляемых фраз. Чтобы дать информацию по наличию БК, условились, что в эфире это будет звучать в цифрах как «пять четыре». А по наличию раненых, которым срочно нужна помощь, сведения должны проходить под кодом «четыре пять». А слова «плюс» или «минус» означали «есть» или «нет». В общем всё просто. Жить мне со смехом рассказывал про то, как они первый раз переговаривались с Кентавром по рации, когда тот решил сообщить, что у них осталось маловато БК.

«Он кричит мне в радейку:

– Жить Кентавру…

Я ему отвечаю:

– Да, я здесь.

– У нас четыре пять минус.

Я пытаюсь сообразить, а он опять:

– Жить Кентавру…

– Да, – говорю ему, а он опять своё:

– У нас четыре пять минус.

– Ну я рад за вас, чего от меня-то хочешь?

Он замолчал, а потом снова стал вызывать меня:

– Жить Кентавру.

Вот это он уже меня, значит, бесит:

– На приёме, млять!

– Жить, четыре пять минус у нас!

– Заеб…сь, от меня-то что нужно?

– …Как что? Говорю же: четыре пять минус!

– Млядь, ты хочешь, чтобы я к вам пришёл и четыре пять плюс сделал?

Наконец он понял, что был не прав. И я ему говорю:

– Выучи уже кодировку, братан!»

И вот этот Кентавр вместо того, чтобы, как и положено настоящему кентавру, иметь четыре ноги, потерял обе свои. Побежал через свалку мусора к своим ребятам, которые через полуразрушенный бетонный забор начали отбиваться от внезапного наката хохлов и… подорвался на мине. Скорее всего, это была противопехотная ПМН-2. Одну ногу до колена оторвало сразу. А вторую пришлось отрезать в госпитале… Я узнавал потом. Хорошо, что его же ребята быстро смогли отжгутовать Кентавра и передать группе эвакуации.

В общем такое вот «четыре пять плюс» получилось. Жить мне потом сказал только два слова, когда обо всём узнал: «жуть» и «жаль». А я стал замечать, что он с некоторых пор полюбил произносить все короткие слова на букву «ж». И слово «жопа» возглавляло этот список, как наиболее ёмкая характеристика того, что с нами происходило.

ВСУшники явно не хотели пускать нас в Бахмут и как могли активизировались. Днём мы с ними бились за одни и те же дома, отбирая их друг у друга. А ночью и они, и мы не хотели особенно активничать, потому что порой было непонятно, какие дома уже находились под нашим контролем, а какие под их. Ночевать приходилось иногда даже в соседних домах. И случалось всякое.

Однажды поздно вечером к нам в дом по ошибке забрёл украинский боевой хлопец. И как только его пропустил наш боец, который стоял на фишке, было непонятно. Вероятно, пробрался в наш подвал по-тихому, решив эффектно и внезапно появиться перед своими сослуживцами с двумя бутылками найденного в одном из подвалов самогона… Прямо так и сказал, когда зашёл:

– Хлопцы, в мене подарунок!

В интимной полутьме небольшого подвала, освещавшегося парой восковых свечей, где накрылись тревожным сном человек десять, ему сразу кто-то ответил, посчитав, что неуместно таким образом поднимать бойцов:

– Опять, мля, кто-то спать не даёт, отъе…ись нах…й!

Те, кто не спал, не сразу поняли, кто пришёл. Но две трёхлитровые стеклянные бутыли в руках пришедшего интригующе бликовали, отражая свечные огоньки. Поэтому на всякий случай спросили:

– А ты кто такой?

И он, наверное, уже немного засомневавшись в пункте своего назначения, ответил:

– Свой я!

Ему снова был задан вопрос:

– Какой свой?

– Ну, свой я, ВСУшник, хлопцы…

Поскольку ответ был неправильным, его быстро приняли и обезоружили. И обезбутылили тоже. Ребятам всё равно нужно было чем-то обтираться вместо душа. Жидкость разделили по-братски. А я, наконец, выполнил обещание, данное замкомбату: одного пленного оставил в живых. Благодаря ему стало понятно, что украинцы базировались тут же, буквально в соседнем доме. Они не знали про нас, а мы не знали про них. Если бы не заблудился этот хлопчик, неизвестно, чем бы все закончилось тогда.

Правда, после этого случая я попросил Жить по ночам ходить проверять фишкарей почаще. Вообще, за фишкой у нас следили строго. Если на фишке уснул – сразу без разговоров пи…дили, избивали, то есть. Ведь зайдут хохлы – всех вырежут штык-ножами и гранатами закидают. И обтираться водкой уже не нужно будет. Однажды на фишке у нас стоял такой полудед под шестьдесят лет и с позывным Шифер, из наших новых А-шников. Вот ему и досталось по полной. Жить решил под хохлов сработать: встал перед задремавшим дедом, пол своего лица чёрной банданой с черепом закрыл, в руке нож, и говорит этому деду прямо в ухо: «Вакула, вяжи его!» И стал ножиком слегка покалывать деда под броником. У того чуть инфаркт не случился. Больше его на фишку никогда не ставили.

Но бывало, что хохлы к ночи как-то замирялись, что ли… Пацаны рассказывали, что ночевали так близко от них, что были слышны все разговоры. И вот ребята разжились кофе, а сигарет ни у кого нету. Что делать? И тут