Манная каша на троих - Лина Городецкая Страница 28

город позже, в середине лета. Мама мужа не выдержала переезда, хоронила она ее по дороге, на какой-то казахстанской станции, записала название, а бумажка пропала. А на Льва пришла похоронка еще в сорок третьем. Прямое попадание в военный госпиталь, под Курском стоял. Не осталось шансов ни раненым, ни врачам, ни больным, ни здоровым… Одно счастье, что Бенчик – с ней. Чудный черноглазый, кучерявый малыш, на отца Надиного похож! Впрочем, не малыш, четыре года уже.

В квартире свекрови проживал безногий инвалид с женой и двумя детьми, Надя и не пробовала ее добиваться. Вернулась во двор своего детства. Да только и тут все заняли. Всем еврейским квартирам за годы оккупации было найдено применение. На первых порах приютила Надю с сынишкой Ирина мама. Маленькую комнатку Бориса отдала ей и Бенчику. Не вернулся Боря домой, пропал в начале войны. Ждала мама его, похоронки ведь нет. Только весточку одну получила она о том, что пропал сын без вести. Поэтому и надеялась все годы. Да напрасно…

Так и жили они вчетвером, растеряв родных и близких. Плакали вместе, вспоминали вместе. И первое послевоенное варенье в том чану вместе варили. Через год Наде, как вдове военного врача, все же вернули отцовскую квартиру, и переселилась она туда. Только свою бывшую крошечную комнатушку, в которой жила до войны Сонечка, так и не смогла обустроить для Бенчика. Спала с сыном в столовой. «Тебе бы замуж»,– говорила Лиза. Наденька лишь пожимала плечами. Какие мужья после всех потерь…

Вася появился в сорок шестом. Зашел во двор – невысокий, коренастый, плечистый, форма военная так шла ему… Постучал в дверь, обнял Лизу, долго молчал, прижимая ее к груди, словно обнимал и за друга своего.

А Васю судьба хранила, дошел до Берлина, участвовал в Параде Победы, дослужился до майора. Сказал, что бил он немцев за себя и за Борьку, никогда не забудет эту дружбу. Рассказывал о себе Вася за столом, который мама быстро накрыла, ел холодный красный борщ, хвалил тетю Лизу и ее золотые руки. Потом замолчал.

– Ну а свою жизнь личную устроил? —спросила хозяйка.

– Пытался, тетя Лиза. На фронте все случается. Да так и не устроил,– допивая вишневый компот, ответил Вася.– Однолюб я, наверное.

А что же было потом… Как в калейдоскопе мелькали воспоминания. Ничего не сказала мама, только вышла из комнаты. Затем вернулась и, взяв Васю за руку, повела его куда-то без объяснений. Строго посмотрела на Иру: мол, не вмешивайся. Впрочем, Ира и так все поняла.

Большой свадьбы не было. Да и не справляли в те годы больших свадеб. Пошли Надя с Васей в загс и расписались. Праздничный обед приготовила Ирина мама, давно она не пекла с таким вдохновением свой любимый штрудель. И давно в этой маленькой квартире не было повода для радости. Выпили за новую семью, выпили за всех, кто не дожил до Победы. Плакали и смеялись, все было в тот день.

Вскоре Наденька оставила старый двор. Вася получил распределение в Прибалтику, туда и уехал с женой и сыном. Бенчика он сразу после женитьбы усыновил, и счастливый мальчишка подолгу не отходил от папы. С ним на руках и пришел Вася прощаться перед отъездом. Разбросало их семьи на много лет.

Они вернулись в город уже после демобилизации Василия. Купили кооперативную квартиру в недавно построенном районе. Да и Ира, выйдя замуж, оставила старый дом. Общение стало больше телефонным. Надя работала медсестрой в детской поликлинике. Вася преподавал начальную военную подготовку в школе. Бенчик пошел по стопам отца, стал офицером, кадровым военным.

Он погиб под маленьким городком, где-то в Сибири. Обрушился мост, по которому он ехал с водителем. Беня успел вытолкнуть растерявшегося паренька-солдата в открытую дверцу машины, а с его стороны дверь заклинило. Пока искали тело под водой… Привезли в свинцовом гробу. На памятнике – его фотография: черные бархатные глаза, в которых вся грусть еврейского народа, и подпись: «Биньямин Васильевич Руденко».

Вася ушел после этого быстро, не болел никогда, всю войну прошел с легкими царапинами. А сердце остановилось в один миг.

Теперь нет Наденьки… И давно нет мамы… Только чан, знаменитый чан для варенья где-то вместе с елочными игрушками на антресолях. Нужно, наверное, рассказать о нем дочкам, чтобы знали, хранили, не выкинули когда-нибудь.

…Дождь усилился, поливал темную землю, яркая молния резанула по вагонному окну. Гром, очевидно, разбудил Вадима, он вышел из купе, посмотрел внимательно на Иру.

– Не спится? – негромко спросил и добавил: – Пойду покурю в тамбуре.

Ира кивнула. Как хорошо, что не нужно объяснять, рассказывать, вновь переживать то, что давно глубоко в сердце. Да и зачем? Мама всегда говорила, что у каждого человека свой пакет бед и радостей. Его и нести. А то, что Ира с детства была влюблена в друга старшего брата, ну кому какое сегодня дело?

Вернувшись после отпуска, нужно будет пойти к Наденьке на кладбище, проститься с ней. И о чане не забыть рассказать дочкам.

А в это время поезд въезжал в Осень…

Манная каша на троих

Памяти Романа, Кристины и Рудольфа Чернер

– Что они кричат, Рома? – спросил Руди во время представления, повернувшись к сыну.– Им не нравится?

– Им нравится, папа,– улыбнулся Рома.– Тут просто… ну-у-у… дети такие шумные.

Успокоившись, Руди кивнул и продолжил свою программу.

Потом они складывали вещи в старый большой чемодан, с которым приехали в Израиль. Руди педантично относился к каждой мелочи. И все нужно было упаковать по пакетам. И правильно так… Потому что не может тряпичный заяц лежать с картами, а домино – с перчатками, из которых потом папа вытащит букет цветов. Это его последний коронный номер.

Рома не сказал папе, о чем кричали дети. Они видели все это, старые фокусы уже не проходят. Роме всего двенадцать, но он понимает, что приглашают отца выступить скорее из жалости, чем из интереса. И хотя папа берет его с собой переводить, потому что сам так и не выучил иврит, не все стоит переводить…

Как такое ему скажешь?.. У отца бледное понурое лицо, и оживает он, только когда выступает. А сейчас опять на лице тень забот, а может, и тень прошлого, с которым Роме не справиться. С этими тенями в их семье.

По дороге домой Руди поручил сыну зайти в мясную лавку к господину Шварцу и попросить продлить кредит еще на неделю. Он логично