Донбасский меридиан - Владимир Георгиевич Нестеренко Страница 23

– С чего ты взяла, Тамара?

– С того, что в начальство сплошь коммунисты входили, они так и остались при кормушках казённых.

– Враки, когда тот Союз был, сколько воды утекло, замылилось прошлое, пеной скатилось в небыль, чего его вспоминать. Ты, Тамара, вовсе несколько лет в Сибири жила, так что ж тебя надо бичевать за это?

– Не замылилось, – последовало возражение Антошиной, самой старшей среди них дамы, – мы Бандеру знать не знали, а вот выплыл упырь кровавый, как вурдалак грызёт теперь русских. Донбассу свободы не дают бандеры. Кто ему осиновый кол в грудь вобьёт?

– Бородай с Захарченко – они не такая размазня, как Янукович. Точку быстро поставили: референдум провозгласили! И всё тут. Весь народ – за, смотрите, валом валит к урнам. Очередь в залах, как за хлебом в голодный год, – бодро ответила на все сомнения подруг Клавдия.

– Костя, мой внук, легко доказывает, что наши земли всегда русскими считались, российскими. Город наш вырос с хутора Гришино, казачий. Казаки – русские люди, хлеборобы та воины государевы. Городу уж больше века.

Тамара в добром настроении, с масляной, довольной улыбкой не собиралась идти домой, предложила Клавдии пройти к киоску с мороженым да полакомиться любимым шоколадным пломбиром, и тут на площадь въехало два вездехода. Из кабины булыжниками вывалили вооруженные люди в масках и ринулись на избирательный участок. На машинах трафарет крупно «ДНЕПР» и бока под знамя раскрашены сине-желтыми полосами. Несколько человек скрылись в здании, трое с автоматами остались на крыльце. От людей на площади горохом посыпались вопросы:

– Что за люди, что задумали?

– Глядите, не милиция то, никак бандеровцы из «Днепра»?

– Мужики, встанем в оборону!

Как бы ответом на вопросы один вооруженный в маске крикнул в рупор:

– Громадине, тикайте в свои хаты, разойтись треба, очистить майдан. Сборища и митинги запрещены. Референдум прекращён!

В подтверждение этих слов из задания через открытые окна послышались глухие гневные голоса, возник шум борьбы. Что такое?!

Стоящие группы людей, в том числе шахтеры с Геннадием, подступились к прибывшим с новыми вопросами, вспыхнувшими, как порох:

– С какой стати мы должны прятаться крысами в своих домах?

– Кто вы такие и кто вас уполномочил распоряжаться и закрывать референдум?

– Эти прозападные укры пляшут под музыку американцев.

– Защитим своё право голоса! Долой насилие!

Шум в здании разрастался, особенно подхлестывали женские высокие крики, что будоражило людей на площади. Они плотнее подступили к непрошеным гостям. Вдруг из здания выскочили двое парней с криками:

– Неизвестные в масках приказали свернуть голосование и хотят забрать урны! Не дадим трогать наши голоса!

– Как посмели! – раздался громовой голос Геннадия. Со всех концов площади люди лавиной хлынули к крыльцу, на котором размахивали автоматами пришельцы в масках.

– Стоять! – взрычал один из них, свирепо вращая угольными глазами, поджарый, какой-то пружинисто-нервный, и выпалил трескучую очередь из автомата над головами людей.

Многие, словно от кипятка, откачнулись с возгласами страха и взрывом негодования, бросились дробью врассыпную. Один смельчак в белой тенниске, среднего телосложения не отступил, намереваясь препятствовать стрельбе, судорожными руками с гневным, горячим, как пламя: «Окстись!» – неловко толкнул военного. Тот с разворота в бешенстве людоеда выстрелил человеку в голову. Парень от удара пули подпрыгнул и снопом рухнул на крыльцо, окропляя ступеньки алыми брызгами. Его подхватили чьи-то руки, отнесли на несколько метров в сторону, на траву, положили на живот, чтобы оказать посильную помощь. Тенниска быстро окрасилась кровью, и красно-багровое пятно расплылось по спине в районе лопаток. Крики ужаса, негодования разрастались. Многие люди попадали на землю, другие ринулись к кустам акации, укрываясь там. Здесь же, возле смертельно раненного парня, корчившегося в предсмертных судорогах, кричал от боли в простреленной ноге второй мужчина. Выпустив несколько очередей в воздух, военные стали отходить к машинам. Им никто не препятствовал.

– По машинам, – приказал один из них с рацией в левой руке, сжимая правой автомат. – Уходим!

Из здания горсовета пробками вылетели остальные вооруженные люди с урнами в руках и скорым шагом направились к своей машине: они получили сообщение, что попытка блокировать городской отдел милиции не удалась, и группа стражей порядка при поддержке ополченцев направляется к горсовету. Под гвалт перепуганной толпы налетчики скрылись, оставив кровавые следы беззакония.

Во время стрельбы Тамара и Клавдия находились возле вековых елей, что окольцовывали площадь, и было слышно, как пули щелкают по стволам деревьев, сбивая небольшие веточки. Обе втянули голову в плечи, по-гусиному, в развалку, понесли свои тела за могучие деревья, прислонились к ним, переводя дух, укрощая дрожь в ногах, не ощущая смолистый запах, исходящий от коры, который Тамаре всегда нравился.

«Поди, и в школах тоже орудуют озверелые военные? – ужаснулась Тамара Ивановна, – как бы Костя не попал под стрельбу!»

Она достала кнопочный сотовый телефон и стала звонить в школу. Ответа не получила и сильнее взволновалась, зная что в каждой из четырех школ действуют избирательные участки, разместившись в спортивных залах, и что теперь в приёмной директора никого нет, а номер избирательного участка не знала. Собралась было бежать в школу, но тут вспомнила: Костя говорил, что сегодня тренировок не будет, а группа спортсменов встанет на охрану порядка. Где его искать, непонятно? Потому решила идти домой и там ожидать внука, да смотреть по телевизору новости из Донецка, в котором тоже идёт референдум.

В сообщениях говорилось о том, что явка на избирательные участки жителей Донецкой области высокая, люди с сознанием своего гражданского долга терпеливо стоят в очередях. В экстренных новостях сказали о вмешательстве в голосование национальной гвардии Украины из батальона «Днепр» в Красноармейске, о стрельбе по мирным людям, гибели одного человека и ранении второго. Референдум был прерван, часть урн с бюллетенями боевикам удалось захватить, но журналы из участка вынесли члены избирательной комиссии, и, по предварительным данным, явка в городе превысила 77 процентов. Референдум считается состоявшимся. Но кто его признает? Этот вопрос повис в воздухе, имея для дончан огромное значение.

«Пусть своё непризнание зарубежники подсунут коту под хвост, – мысленно дала свою оценку Тамара Ивановна. – Крым, говорят, тоже не признают за Россией, а им начхать! Ликуют: вернулись домой. Им-то начхать, они далеко, Севастополь там с военными моряками, а мы под боком у „Днепра“. Опасно. Так ведь волков бояться, в лес не ходить».

Тамара глянула на часы, дело к вечеру, а Кости всё нет. Она знала, что внук в худое дело не влипнет: не один там, с ребятами и тренером, но всё же заволновалась. В глазах стояла жуткая картина произвола на площади, уши закладывала