Арабская романтическая проза XIX—XX веков - Адиб Исхак Страница 25

До тех пор, пока человек, чувствующий свою силу, не перестанет угнетать себе подобных, пока он не будет делать добро ближнему, не пытаясь при этом закабалить его, пока эгоизм еще властвует над каждым человеком, от великого до малого, — сегодняшний человек все еще будет оставаться человеком вчерашним, обитателем лесов и джунглей. Разница заключается лишь в том, что этот, сегодняшний, человек, со всей своей злобой и пороками, живет в застекленном доме. Но может ли прозрачное стекло скрыть порочность тех, кто укрывается за ним?!

Перевод Л. Петровой.

АМИН АР-РЕЙХАНИ{52}

Из книги «АР-РЕЙХАНИЙЙАТ»

РЕВОЛЮЦИЯ

…И день ее мрачен и тяжек, а ночь ее светла и дивна.

От ее заходящей звезды не отводит очей тот, кто смотрит.

Голос анархии ее страшен: в нем шум, грохот и вопли,

И рычание льва, соловьиная трель, карканье ворона.

И деспоты в это время станут прахом, а лучшие люди понесут крест.

Горе в день тот тиранам — гордецам, развратителям.

То лишь один день среди лет; это один лишь час в день суда.

            Горе в день тот тиранам!

* * *

Это — революция, и день ее хмур и ужасен.

Флаги, как анемоны, волнуются, поднимают далекого, пронизывают светом близкого.

А барабаны вторят эху дивной песни,

А трубы взывают ко всем имеющим души, дающим ответ.

А искры из глаз народа разносят пожар.

И пламя вопрошает: «Нет ли пищи еще?»

А меч шлет ответ, и ужас набрасывает седину.

Горе в день тот тиранам! Горе им от всех возмутившихся, угнетенных, ищущих права, упорных рабов!

Горе превознесшимся в мире!

            Это последний час для тиранов!

* * *

То революция, и сыны ее босоноги. Юноши ее стали непокорными мужами.

Мужи ее могучи и горды, женщины превратились в тигриц.

Ораторы ее и проповедницы красноречивы; вожди и героини мятежны.

            Горе в день тот тиранам!

* * *

Возвести им об оковах и огне, о бомбах взрывающихся и тяжком дне —

О том дне, когда они не запретят и не прикажут; когда их не отпустят и они не убегут.

            Горе в день тот тиранам!

* * *

Разве не дошла к ним повесть о Риме — в тот день, когда

Цезарь восхитился порфирой и протянул руку к скипетру?

И вдруг пал он под кинжалами свободолюбивых того времени — убит, ничтожен, изранен.

            Горе в день тот тиранам!

* * *

Разве не рассказали мы им историю Парижа —

В тот день, как была сокрушена Бастилия и восстали узники,

В тот день, как отсекли голову королю Людовику,

И пали головы французских вельмож, и бежали тираны и властители пред ликом ужасов Парижа?

            Горе в день тот тиранам!

* * *

…И весть об англичанах —

В тот день, когда они присягнули пивоторговцу и сказали:

«Это славный вождь!»,

В тот день, когда трактирщик созвал народ, а король мнил себя под надежной защитой,

Но вдруг слабые стали могучи, а король Карл унижен, низвергнут и на виселице взывает о помощи.

Горе в день тот тиранам от всех тигров мятежных, угнетенных!

Горе в день тот развратителям от светлой победы красных знамен!

* * *

…И весть о новом мире —

Разве они не видели пламени печи в новом мире, куда ввергнуты были все угнетатели, тираны,

Где сжигалась порфира и плавились железные венцы,

Где освобождались рабы и умирали тысячи людей ради этих черных несчастных,

Где униженный восстал на величавшегося, а презренный — на тирана упорствующего?

Горе в день тот тиранам! В тот день бог воздаст порабощенным!

* * *

И будет освобождена в народах власть скрытого духа; от пламени его запылают вулканы,

В святилищах восстанет «дух верный» — душа всякого вождя, правдивого, верного.

В тот день будет вручен обиженному меч обидчика согрешившего,

И даст он вкусить развратителям зной мучительного наказания — на этой земле, а не в геенне.

Горе в день тот тиранам, от всех тигров мятежных, угнетенных!

Горе в день тот развратителям от светлой победы красных знамен!

Перевод И. Крачковского.

ИСЦЕЛИ МЕНЯ, БОГИНЯ ДОЛИНЫ!

Исцели меня, богиня долины, исцели!

Богиня рощи, помяни меня! Богиня лугов, излечи меня! Богиня песен, помоги мне!

* * *

Ты ведь помнишь день, когда я поведал твои откровения народу, который не чтит других богов, кроме Ваала.

И день, когда я принес жертву Венере руками того, кто не знает других богов, кроме нее.

И день, когда возгласил я твое имя в храме Изиды и прогнали меня из храма жрецы.

И день, когда дым твоих ароматов поднялся на Олимп и нахмурилось от него чело владыки богов.

Я вложил ароматы твои в курильницы слуг римских храмов.

Я натянул струны твои на кифаре танцовщиц Вавилона и певиц Греции.

Разве ты забыла, как рука моя посадила деревья вокруг храма Таммуза?

Как рука моя связала для владычицы финикиян венки из лавров и цветов?

Как писала рука моя в книге поклоняющихся солнцу и огню?

Как рука моя сокрушила изображения тиранов и статуи великих праведников?

Исцели меня, богиня долины, исцели!

Богиня лугов, излечи меня! Богиня песен, помоги мне!

* * *

Сыграй мне на твоей кифаре напевы, отзвук коих повторяют сегодня в роще птицы и дрозды в саду.

Спой мне песни, которые распевают пастухи.

Голос флейты твоей в ночном мраке, голос органа твоего на утренней заре — дай мне услышать.

К голосам рабов твоих на речных берегах, к голосам детей твоих в пустыне — покажи мне дорогу.

Повей мне на ложе ароматами родных полей.

Пролей теперь над моим изголовьем то, что века оставили в кубке твоем.

Окутай меня любовью твоей, окружи благоуханием твоим, оживи шепотом губ твоих, прикосновением пальцев твоих.

Повтори теперь в уши мои забытые мною песни, которым ты меня раньше учила.

Дай мне услышать теперь то, что я повторял с твоих слов среди сборищ певцов Вавилона и Греции.

Исцели меня, богиня долины, исцели!

Богиня песен, исправь меня!

* * *

Я — флейта пастухов среди твоих рабов, я — лютня влюбленных среди твоих рабов.

Я — орган скитальца среди твоих рабов, я — кифара танцовщиц в ночь твоего праздника.

Я — душа, в которой отражается твоя красота, от которой разливается твой свет, которой запечатаны свитки