Арабская романтическая проза XIX—XX веков - Адиб Исхак Страница 20

Вот они, священнослужители, которые стали владыками мира сего. Они превратили свои храмы в воровские пещеры, где собирают отнятое у своих рабов, а потом скупятся дать нищим и обездоленным хотя бы малость.

Вот они, люди, ставшие пособниками правителей, стремящихся осуществить свои любострастные замыслы; сообщники судей, творящих неправый суд; соучастники в воровстве, которым занимаются священнослужители!

Да падет кара господня на всех них, как на владык, так и на их подданных, как на хозяев, так и на подвластных им.

Пусть сгинут престолы, рухнут храмы, исчезнут судьи; пусть разрушению подвергнутся города и селения, горы и долы, ущелья и низины; пусть земля погрузится в море крови, в котором погибнут мужчины и женщины, старики и дети, добро и зло, виновные и ни в чем не повинные. Не бог наказал их, они сами себя покарали!»

Едва он закончил свою речь, как я увидел, что озеро крови замученных жертв закипело, точно печь в тот день, когда к Ною пришло повеление Аллаха{33}. Затем кровь перелилась через край и растеклась потоками по земле. Земля превратилась в море красного цвета, которое затопило поля и скот, дворцы и лачуги, людей и зверей, говорящего и бессловесного. Я видел, как оно постепенно поднималось, пока волны наконец не ударились о вершину холма, где я сидел. Я страшно закричал и очнулся от сна. Это было утром 28 июля 1914 года. И вдруг под окном моей комнаты раздался крик: «Войну объявили!»

Перевод И. Соколовой.

Из книги «ВЗГЛЯДЫ»

БЕСЕДА С ЛУНОЙ

О звезда, показавшаяся на высоком небосклоне! Кто ты — прелестная невеста, выглянувшая из окна своего замка, а звездные россыпи вокруг тебя — твое жемчужное ожерелье, или великий властелин, восседающий на своем троне, а светила эти — райские девы и юноши? Быть может, ты — драгоценный искрящийся бриллиант, а окружающий тебя горизонт — твой сверкающий перстень? Или же ты чистейшее зеркало, а сияние, исходящее от тебя, — твое обрамление? Ты — глаз, полный невыплаканных слез, а лучи эти — их неиссякающие струи? Ты — пылающий очаг, а эти звезды — твои светящиеся искры?!

О светлая луна!

Ты озарила землю — ее низины и плоскогорья, ее холмы и равнины, осветила плодородные поля и бесплодные пустоши, а теперь восходишь в моей душе, чтобы рассеять ее мрак и разорвать тучи тревог и бед?

О светило!

Нас роднит наше сходство: ты одиноко в своем небе, а я одинок на своей земле, и оба мы отрешенно проходим свой путь в молчании, в унынии и печали, не обращая внимания ни на кого и не привлекая к себе ничьего интереса; мы являемся друг другу в ночной мгле, чтобы идти рука об руку, изливая друг другу душу…

Тот, кто видит меня, полагает, что я доволен судьбой: его вводит в заблуждение веселая улыбка на моем лице; но если бы я раскрылся перед ним, он понял бы, какие тревоги спрятаны в моем сердце, какая тоска, и заплакал бы вместе со мной над моими невзгодами. Так вот и ты: всякий, смотрящий на тебя, считает тебя счастливым — его обманывает красота твоего лика, сияние твоего чела и чистота всего твоего облика; но если бы перед ним раскрылся твой мир, узрел бы он, сколь тот безжизнен и пустынен, лишен дуновенья ветерка и шелеста листвы; он абсолютно безмолвен: там не услышишь ни человеческого голоса, ни крика животных.

О светящийся лик!

Был у меня любимый друг, наполнявший светом мою душу, а сердце мое — радостью и утешением. Сколь часто мы беседовали с ним, а ты молчаливо присутствовал при сем, внимая нашему разговору. Теперь же, когда судьба нас разлучила, ты ничего не говоришь мне о нем, не сообщаешь, где он сейчас. Быть может, в это мгновение он, так же как и я, смотрит на тебя, вопрошая, обращается к тебе с той же самой просьбой?

Мне показалось, что я увидел его лицо, отраженное в твоем зеркале: он плачет обо мне, подобно тому как я скорблю о нем, и это усугубляет мою печаль и душевную тоску… Подольше задержись на этом месте, чтобы продлилось еще наше с ним свидание, не пресеклась наша встреча.

О светлая луна!

Я вижу, как ты постепенно клонишься к закату, словно намерена расстаться со мной. Я замечаю, что твой яркий свет мало-помалу угасает. А что это за обнаженный меч, сверкнувший на горизонте и направленный прямо на тебя?

Повремени немного, не ускользай от меня, не спеши со мной расстаться, не оставляй меня одного! Ведь у меня нет никого, кроме тебя, и мне некому излить душу.

Ах! Уже взошла заря, и мой собеседник удалился, мой друг меня покинул… Когда же прервется мое дневное одиночество и возобновится наше задушевное общение, даруемое ночной темнотой?!

Перевод Л. Петровой.

СВОБОДА

Однажды на заре меня разбудило настойчивое мяуканье кошки возле моей постели. Я был удивлен, озадачен странным беспокойством животного и подумал: «Наверно, кошка проголодалась». Я встал, чтобы накормить ее. Но она даже не прикоснулась к еде. Может, ей хочется пить? Я подтолкнул ее к воде. Но кошка и на воду не взглянула, а все смотрела и смотрела на меня, и в ее глазах застыла невыразимая боль и тоска. Ее несчастный вид столь обеспокоил меня, что мне захотелось превратиться в Сулеймана{34}, понимавшего язык животных, чтобы узнать, чего добивается моя кошка, и как-то помочь ей. Дверь комнаты была заперта, и я заметил, как она неотрывно на нее смотрит и как живо устремляется ко мне, стоит мне только направиться к выходу. Я догадался: она хочет, чтобы я выпустил ее из комнаты. Я поспешил открыть дверь, и, как только кошка выглянула на волю и увидела небо, ее тревоги как не бывало, она тотчас же бросилась наутек. А я вернулся, лег на кровать и, положив руку под голову, начал размышлять об этой кошке, не переставая ей удивляться. Я думал: «Неужели она и впрямь понимает, что значит свобода, раз она боится ее потерять и так радуется, обретая вновь? Да, она понимает, что такое свобода! Ее тревоги и жалобы, отказ от воды и пищи — все это было только во имя свободы, а ее странная настойчивость вызвана не чем иным, как неодолимым желанием вырваться на волю».

И тут я вспомнил, что множество