Арабская романтическая проза XIX—XX веков - Адиб Исхак Страница 18

потом взяла его на руки, уложила на землю, сама встала возле него и словно застыла в неподвижности. Затем с криком «Брат мой!» она склонилась к трупу, стала обнимать его, целовать и гладить волосы и лоб. При этом она дышала с таким трудом, будто ее сердце разрывалось на части. Наконец силы покинули девушку, она упала рядом с телом юноши, как сломанный стебель. Это взволновало меня, я испугался за ее жизнь, приблизился к ней и нагнулся. Жизнь еще теплилась в ней, я сел подле нее, скорбя о ней и моля бога, чтобы она пришла в себя. Немного времени спустя она действительно очнулась, увидала меня и смутилась. Потом тихо спросила: «О ком ты плачешь, незнакомец?» — «О тебе, госпожа моя, и о твоем несчастном умершем», — отвечал я. «Да, — сказала девушка, — он поистине несчастен. Я безгранично скорблю о нем, господин мой. Он был украшением молодости и цветком жизни, ароматом дыхания и наслаждением сердец. Люди, убив его, поступили жестоко. Мой брат — не убийца, не преступник. Когда враг задумал его опорочить, он отсек руки, тянущиеся к нему, он отомстил за себя, вернул себе честь и достоинство. А если бы к моему брату были справедливы и проявили снисхождение к его молодости, то он не совершил бы преступления и убийства не произошло бы». Я попросил: «Госпожа моя, не поведаешь ли ты мне его историю?» Девушка согласилась и рассказала:

«Как-то раз в нашей деревне остановился сборщик налогов — из тех, что колесят по всей стране. Он обходил дом за домом, пока не дошел до нашего жилища, а я в это время стояла у ворот. Посмотрев на меня столь пристально, что сердце мое сжалось от страха, он спросил, где мой брат, и я указала ему. Этот человек потребовал у брата уплаты налога, а брат попросил у него отсрочки на несколько дней — пока не продаст свой урожай. Тот отказал брату, требуя денег немедленно, пригрозив, что заберет меня с собой как заложницу до дня полной уплаты налога. Он подмигнул своим помощникам, и те окружили меня. Раньше я слышала истории о тех несчастных девушках, которые попадали во дворец правителя в качестве заложниц и выходили оттуда обесчещенными, а зачастую еще и ждущими ребенка. В страхе я прижалась к брату, а он встал между мной и сборщиком налогов и сказал: «Какое тебе дело до этой девушки? Деньги мои, они собраны без чьей-либо помощи. А если тебе необходим залог, то я сам буду заложником до той поры, пока деньги не попадут к тебе». Сборщик налогов возразил: «Мне необходимы деньги или залог, и залог будет такой, какой я захочу. Ежели тебе это не по вкусу, то выкупом будет твоя жизнь». Мой брат так рассердился, что пот выступил у него на лбу. Никогда прежде я не видела его в таком гневе. Он крикнул своему противнику: «Пусть твоя жизнь будет выкупом за мою честь!» — и, обнажив меч, отсек голову сборщику налогов. После этого мой брат не двинулся с места, он стоял с мечом, обагренным кровью, пока его не связали и не отвели в тюрьму. Такова судьба моего брата, господин мой. Рыдая над ним, я оплакиваю лучшего из юношей, который отличался усердием и отвагой, редким чувством собственного достоинства и гордостью, самого сострадательного и милосердного из братьев».

Закончив рассказ, девушка попросила меня: «Господин мой, не поможешь ли ты мне предать труп брата земле, прежде чем день разлучит меня с ним? Я очень ослабла и не смогу сделать этого сама». Я подошел к дереву, вырыл яму у его подножия, рядом с могилой старика, и похоронил в ней юношу. Его сестра приблизилась к могиле и в молчании, с опущенной головой, встала на колени. Я не знал, плачет она или нет, но, когда она поднялась, увидел, что земля орошена ее слезами. Затем девушка протянула мне руку и проговорила: «Благодарю тебя, господин мой. Ты помог мне в ту минуту, когда просящий о помощи редко встречает поддержку». И она ушла своей дорогой.

Я проводил ее взглядом до тех пор, пока не исчезла из виду последняя складка ее одежды, и снова погрузился в размышления. Вот труп девушки, побитой камнями. Он все еще не погребен и страшит меня своим видом. И я сказал себе: «Не пожалею-ка я сил ради дела, за которое испрошу у бога прощения и милосердия в день возмездия, и предам земле несчастную». Я выкопал для нее яму рядом с могилами старика и юноши, расстелил в ней свой плащ, перенес на руках и уложил туда тело несчастной. Только я преклонил колени пред могилой, как почувствовал сзади какое-то движение. Я обернулся и вдруг увидел юношу, который был плотно закутан в черный плащ, так что виднелось лишь одно лицо. Он поспешно спросил меня: «Кто лежит в этой могиле, пред которой ты преклонил колени, господин мой?» Я ответил: «Побитая камнями девушка, чей труп был брошен здесь. Сжалившись над ее страшной смертью, я опустил ее останки в могилу, которую ты видишь». — «Господин мой, — проговорил юноша, — не позволишь ли ты мне проститься с ней, прежде чем нас разлучит земля?» — «Хорошо, делай, как тебе угодно», — сказал я и отошел в сторону. А он приблизился к могиле, опустился на колени, что-то тихо зашептал, и я подумал, что звезды вторят ему на небесах, ветер ласкает его и душа юноши постепенно излечивается. Затем он поднялся, засыпал могилу землей и, обернувшись ко мне, сказал: «Господин мой, Аллах руководил тобою, когда ты оказал услугу этой мученице. Ты скрыл то, что обнажили люди, защитил то, что они погубили. Аллах вознаградит тебя за твой поступок, он проявит к тебе доброту так же, как ты проявил свою — к этой девушке». Юноша хотел уйти, но я остановил его, спросив: «Неужели она стала жертвой несправедливости, как ты говоришь?» Он впервые чуть заметно улыбнулся и, спокойно взглянув на меня, сказал: «Да, господин мой. Иначе ты не видел бы, как я рыдал у края ее могилы. Я — тот человек, из-за которого на несчастную возвели обвинение. Я могу сказать тебе то же, что скажу Аллаху, когда предстану перед ним: девушка не виновата. Она чище, чем омытый дождем цветок или прозрачная капля росы.

Я полюбил ее, когда она была еще ребенком. Она платила мне взаимностью. Мы выросли, возросла и наша любовь, и мы дали слово хранить верность друг другу. Потом я попросил руки девушки у ее отца, и