Дочери служанки - Сонсолес Онега Страница 74

– Должна сказать тебе, мне не нравится то, что говорит твое тело, но я посмотрю, что можно сделать.

На несколько минут Клару словно парализовало, она так и лежала, прижав лицо к матрасу.

– Одевайся.

Вентура села за свой рабочий стол и стала что-то записывать в тетрадь.

– Что вы хотите сказать, Вентура?

– Что вы можете стать матерью или не можете.

– Вряд ли это может служить утешением…

– Есть женщины, тело которых уже после первого моего движения говорит мне, что они никогда не смогут зачать. Но это не тот случай.

– Хотя бы так, Бог ты мой, – прошептала Клара.

– На следующей неделе я принесу в усадьбу Святого Духа рецепт, там будет написано, что тебе делать.

– Ой, Вентура! Обязательно в усадьбу? Я бы предпочла, чтобы мы встретились с вами вдвоем. Нельзя, чтобы мой муж узнал…

– Я приду на фабрику, – ответила она, не дав Кларе закончить.

– Так гораздо лучше. Сколько я вам должна?

Добрая волшебница повернула к сеньоре тетрадь, где была написана сумма, положенная за консультацию. Клара заплатила и вышла оттуда в полном смятении, не зная, что сказать или, может быть, взять и расплакаться. Хорошо еще, что знахарка подтвердила ее фертильность, но ведь этого может оказаться недостаточно.

Всю следующую неделю между первым визитом к знахарке Вентуре и ее приходом к воротам «Светоча» она ломала себе голову. Она предпочитала работать, чтобы не углубляться в размышления, которые приводили ее к чему угодно, только не к утешению. Напряжение то приходило, то уходило, и она с трудом с ним справлялась. Между тем «Светоч» превратился в один из самых рентабельных заводов. Он был не самым большим, зато самым эффективным по сравнению с такими гигантами, как «Массо», «Антонио Алонсо», «Курбера». Кроме того, на «Светоче» научились диверсифицировать продукт и, когда сардина шла на убыль, там работали с кальмарами, со щупальцами осьминогов, с каракатицами, с крупными и мелкими мидиями. Клара занималась счетами, проводя за этим занятием часы до тех пор, пока Вентура не доставила ей конверт прямо в руки. Она так спешила вскрыть его, что даже не вернулась к себе в кабинет. Стоя на ветру, растрепавшем ей волосы, на причале «Светоча» Клара прочитала рецепт доброй волшебницы и потом тщательно исполнила все ее рекомендации.

Она окропила супружеское ложе святой водой и мятой, которую попросила у дона Кастора под предлогом освятить сезон рыбной ловли.

Она девять раз искупалась в сильных волнах пляжа Лас Баркас, которые, как объясняла Вентура, дают тот же эффект, что и волны Ланзады[64].

Она пила воду из Лурдского[65] источника на берегах реки Теа, куда съездила, даже не сказав, что едет в Корунью или куда-либо еще.

И дождалась.

– Сколько времени у тебя нет месячных? – спросил Хайме.

Он расстегнул пуговицы на белой рубашке, под которой виднелась волосатая грудь.

– Три месяца…

Хайме обнял ее и нежно поцеловал в шею в знак покаяния.

– И не упрекай меня больше в том, что ты для меня не самое главное. Ты и малыш, который родится в будущем году, именно это и есть.

Новость о беременности, объявленная в тот же вечер, наполнила замок радостью. Донья Инес разом перестала молиться. Она часами сидела в саду, шила одеяльца и пеленки, обустраивала комнату и ездила с Кларой в город, где проматывала такое количество денег, какого не тратила никогда.

– Хватит беречь деньги! – с гордостью восклицала она, когда они возвращались из Виго с полными руками покупок.

– Будем осмотрительны, донья Инес, – настаивала Клара в страхе, что это может плохо повлиять на беременность.

В противоположность энтузиазму супруги дон Густаво погрузился в задумчивость. Ночью его мучили кошмары. Ему снилось, что родилось создание, больное гемофилией, бесформенное или еще бог знает какое. Он просыпался и больше не мог заснуть, охваченный страхами, которые никому не мог доверить. Кто может это понять, как он мог допустить брак между братом и сестрой? Пусть даже они брат и сестра только по отцу.

Чтобы поменьше бывать в замке, сеньор Вальдес возобновил старые контакты в Виго, утраченные за годы его пребывания на Кубе. Донья Инес считала предосудительным, что он видится с некоторыми сеньорами, с которыми она была в ссоре, однако ожидание внука компенсировало все.

Дон Густаво бывал всюду, куда его приглашали. В июле того же года он присутствовал на открытии памятника морякам торгового флота, который воздвигли в Монтеферро по инициативе консула Британии Артура Найтингела в память о кораблях, затонувших во время Великой войны, а в декабре – на открытии стадиона Балаидос. Его часто видели в Королевском морском клубе, и как раз в то время он познакомился с Эрменехильдо Альфахеме, единственным наследником овеянной легендами семьи, родоначальником которой был Бернардо Альфахеме из Кандаса[66]. Слава об этой семье дошла до Кубы благодаря браку Эрменехильдо с Ритой дель Бусто, одной астурийки, рожденной в Пинар-дель-Рио[67]. Он с энтузиазмом вел дело на своей фабрике в Виго, между улицами Томаса А. Алонсо и Орильямар. Здание являло собой пример индустриальной архитектуры, и дон Густаво мечтал о том, чтобы открыть филиал «Светоча» в таком же стиле. Он зациклился на этой сказке, но не решался представить свой план донье Инес, потому что женщины на все смотрят по-другому. Но он завидовал этому предпринимателю. Вернее сказать, его зависть распространялась на сыновей Эрменехильдо – Браулио, Эрменехильдо второго и Антонио – внуков дона Бернардо, которые являлись гарантией продолжения его дела. В этом донья Инес была права: наследством надо уметь управлять.

Старший, Браулио, выучился на инженера в Католическом институте искусств и промышленности, и слава о нем гремела по всем провинциям, поскольку он разработал блестящие системы охлаждения, которые со временем стали устанавливать на рыболовецких судах.

Далее шел Эрменехильдо второй, который остался в Астурии со своим дедом Бернардо руководить фабрикой в Кандасе.

Последний внук, Антонио, родившийся в Виго, тоже был воспитан как будущий наследник.

Когда сеньор Вальдес думал о своей семье, он упирался в тупик. Он сомневался, что «Светоч» продолжит свое существование после Хайме и Клары, поскольку его измученное сознание говорило ему, что ее беременность не принесет ничего хорошего.

Леопольдо был далеко, и он на него не рассчитывал.

Каталина, которая напоминала ему о его преступлении, не подавала никаких вестей о возможном продолжении рода. Девушка погрузилась в болезненное забвение всего и вся. Дона Густаво она проклинала за то, что ее даже не поставили в известность о свадьбе брата Хайме. А он, в свою очередь, естественно, не осмеливался