Есаул Мартынов - Вячеслав Васильевич Нескоромных Страница 5

с левой стороны от седла, возмущенные увиденным уходили с концерта. Попозже попривыкли и с любопытством поглядывая на юную Кристиани, судачили о развращении нравов теперешней молодежи, отмечая между тем, что играет она виртуозно. Мужчинам, безусловно, нравилось то, как себя ведет независимая от суждений Элизабет и ходили на концерты, чтобы порой не столько слушать музыку, сколько наблюдать за страстной экспрессией раскрепощенной красавицы. В салонах обсуждали юное дарование и некоторые мужчины сознавались, что слушая музыку Элизабет, шаловливо представляли себя в прекрасных руках юной красавицы и между, не менее ее прекрасных, ног.

Очарованная Россией, необыкновенным вниманием россиян, их простодушием, отправилась от столиц далее на восток Элизабет и добралась, как ей поначалу казалось, до конечной точки своего маршрута, − до Красноярска. Оценив ширь великой сибирской реки, и собираясь уже назад, вдруг переменила все и отправилась далее покорять дикую, но столь величественную страну. Причина изменения плана была любопытна: прознав, что в соседнем Иркутске (что там тысяча верст – по меркам России и Сибири – пустяк!) жена губернатора француженка, направилась в сторону Байкала, чтобы увидеть еще более дикие и замечательные места.

Как оказалось, в пути по России мадемуазель Элизабет увлеченно читала роман объявившегося во Франции писателя Александра Дюма «Учитель фехтования». В книге она прочла о Жанетт-Полине Гёбль – французской модистке торговой фирмы, ставшей в Сибири женой ссыльного декабриста Ивана Анненкова.

− Вот, как так?! Смелая такая, отчаянная! – дивилась на выходку соотечественницы Элизабет, и было понятно, что одобряет она поступок мадам Гебль и сама готова совершить нечто безрассудное, но идущее от сердца. И, теперь, находясь здесь среди бескрайней Сибири, страстно пожелала Элизабет, если и не повидать отчаянную мадам Гёбль, то хотя бы рассмотреть места, через которые устремилась отчаянная соотечественница вслед за своей любовью.

В августе 1848 года мадемуазель Кристиане прибыла в Иркутск, где играла для сибиряков на своей виолончели мастера Страдивари и конечно сразила всех необыкновенной музыкой и девичьей красотой. Выступления и общение с соотечественницей ‒ женой губернатора, роскошный прием задержали Элизабет в столице Восточной Сибири на год. За это время удалось побывать на Байкале, в Кяхте, на водах в Прибайкалье.

− А что с Жанетт-Полин Анненковой? – интересовалась в поездке Элизабет и выглядывала из возка, словно надеялась увидеть так удивившую ее соотечественницу.

Екатерина смеялась над нетерпеливой Лиз, а, расспросив мужа о судьбе ссыльного Анненкова, рассказала ей о соотечественнице, пылко полюбившей русского гусарского офицера:

− Теперь она уже не Полина, а Прасковья. Такое вот имя взяла после венчания по православному канону. Сказывают, живут теперь они в Тобольске, ‒ уж двадцать лет, как сняли с него кандалы, а на жизнь зарабатывает службой. Полина-Прасковья же оказалась чересчур плодовитой. У нее ведь была дочь еще до Анненкова, так с ним в браке рожала много раз – со счета сбились, а в живых семеро у них детей осталось, – знать, вполне счастливы. Вернуться из Сибири им пока не дали разрешения, но, я думаю, скоро дозволят, − вины-то на нем вообще никакой нет. Так, болтал много лишнего, а в делах противоправных против императора замечен не был.

В Кяхте на огромном рынке с товарами из Китая и всей Азии, удалось женщинам закупить изысканные ткани и наряды, пошить из них роскошные платья. Побывав в Кяхте, Элизабет ощутила желание увидеть и узнать далекий край Империи основательнее. И, тут стало известно о том, что Муравьев решил ехать осматривать дальний порт на полуострове Камчатка.

‒ О, Господи! ‒ воскликнула мадемуазель Элизабет, ‒ От Камчатки и до Америки совсем недалеко! Хочу побывать!

Идея посетить Камчатку возникла в момент назначения Николая Муравьева губернатором Восточной Сибири, а тот в запале в ответ на реплику императора Николая о том, что очень далеко простираются пределы территории, за которую теперь отвечает граф, выпалил: «Я постараюсь туда добраться».

Николай глянул на Муравьева с усмешкой, ибо понимал, каких трудов и рисков стоит подобная выходка, но смолчал, только кивнул, давая понять, что ободряет порыв, но все же сомневается в том, реализуем ли он.

Сказанное воротить было уже нельзя и, думая о том, что император будет долго помнить данное обещание побывать на Камчатке, Муравьев, набравшись духа, оставив завещание на случай печальной гибели, решил отправиться в путь.

Губернатор поначалу пришел в полное смятение от желания супруги и юной Лиз ехать в столь долгое и многотрудное путешествие. Николай Николаевич долгими вечерами пытался объяснять супруге, что придется поначалу ехать на лошадях до реки Лена через бурятские степи мимо Байкала, потом плыть несколько тысяч верст по реке Лене среди тайги на судне под названием паузок под дождем и ветром.

‒ Как, ветром? В нем в этом туеске, что и крыши нет? ‒ поначалу пугалась Екатерина.

‒ Да крыша-то есть, дорогая, но не более, ‒ продолжал пугать Муравьев жену, хотя уже были сделаны распоряжения убрать внутри суденку поприличнее, понаряднее шкурами да коврами, подумать об удобствах в длительном сплаве.

Несмотря на то, что поездка планировалась летом, Муравьев пытался объяснить дамам, насколько может быть холодно на реке в это время:

‒ Вода холодна на реке. Сказывают, коли упал, то вряд ли выплывешь, ‒ сразу ноги сводит. И ветер лютый на реке.

После Якутска ужасы дороги были неведомы и самому Муравьеву и он, включая воображение, рассказывал о горных кручах и бурных стремительных реках, непролазной тайге и ночевках в сырых, промокших под дождем палатках, и был, конечно, не далек от истины. До моря от Якутска следовало преодолеть многие сотни верст, не имея никакого жилья и приличного помещения для ночлега и просушки сырой одежды.

А далее следовало холодное Охотское море, по которому придется плыть на судне, испытывая ураганы и шторма. И это последнее испытание, воспринималось в рассказе уже, как облегчение, ибо конечно более всего на мадемуазель Элизабет произвело впечатление в рассказах о тучах комаров и мошкары, а также о рыке медведей, от которых стынет кровь.

− Как стынет?! – прокричала бледная от испуга Элизабет, не до конца понимая русскую речь, − что, человек замерзает в лед?

− Успокойтесь, голубушка, − успокаивала подругу Екатерина, − Николя шутит.

Шутки впрочем, было в сказанном не столь много, ибо и правда, весь тракт от Якутска до моря был через нетронутую тайгу, где зверья непуганого было достаточно.

Муравьев, сломленный напором французских женщин, одну из которых он нежно любил, в конце концов, махнул рукой, но потребовал ограничить число платьев в багаже пятью для каждой ‒ не более.

Муравьеву очень понравилось