Путешествие к вратам мудрости - Джон Бойн Страница 47

– О чем ты говоришь? – разозлился я. – Где ты такого наслушалась?

– У-у, сплетня распространяется с быстротой заразы, тебе ли не знать. Слыхала я, некогда твоя ангельская женушка была весьма по вкусу мужчинам в Вади Рам[64]. Всем этим одиноким путешественникам, жаждущим податливого женского тела, чтобы было куда излить свою страстность. И Кхепри потрудилась на славу, так ведь? Я не виню тебя за то, что ты привез ее с собой, возвратясь в Исмаилию. Еще бы, ведь наверняка она освоила трюки, честным женщинам неведомые.

Руки мои сжались в кулаки. Лишь усилием воли я сдержался и не ударил ее.

– Может, она и сейчас продолжает в том же духе, – задумчиво обронила сестра. – Тебе не приходило в голову, что ей нравится разнообразие, брат? В конце концов, Эсхак на тебя не очень похож, и…

– Из всех женщин в этом городе не тебе обзывать мою жену шлюхой. – Я торопливо шагнул к двери из опасения утратить самообладание. – Когда каждая бродячая собака знает, сколько парней ты соблазнила.

– Кто-то ведь должен знакомить их с плотскими радостями, – ответила она, не выказав даже видимости раскаяния. – А их энтузиазм всегда возбуждает. И, в отличие от Кхепри, я не беру с них ни гроша за доставленное удовольствие. То, что я даю, я даю бесплатно.

Я не находил слов, дабы выразить, насколько она мне противна, но как бы ни был я зол на Абру, некоторую тревогу я все же испытывал. Сестра привыкла одерживать верх и никогда бы не признала своего поражения. И я понимал, что покуда мы с женой и сыном не увидим на горизонте дворцов Александрии, я не смогу ощущать себя в безопасности.

Неделей позже, в мой последний день в Исмаилии, я отправился в мастерскую, чтобы забрать остальные кисти и краски и попрощаться с людьми, с которыми я подружился за годы работы на верфи. Многие из них работали еще вместе с моим отцом, я вырос у них на глазах, и для меня они были кем-то вроде заботливых дядюшек.

Друг, с которым я плотничал на берегу, звали его Сеф, пришел специально, чтобы завершить покупку инструментов из тех, что я не стал брать с собой, и мы уселись на солнышке, потягивая из кувшинов хенкет[65] домашнего изготовления. Предаваясь воспоминаниям, мы поглядывали на берега канала – войдут ли снова туда корабли? Затем я обратил внимание на мужчину, шагавшего по тропе. Заметив нас, он сбавил шаг, однако не остановился. Мужчина с бугристой мускулатурой, бритой головой и знакомой миной на лице, с его пояса угрожающе свисали кинжалы, на рукоятке одного из них сверкал изумруд в виде звезды. Поймав мой взгляд, он как-то странно улыбнулся – холодно и мрачно.

– Кто это был? – спросил Сеф, когда мужчина миновал нас. Я недоуменно помотал головой, пытаясь сообразить, откуда я его знаю. Я точно был с ним знаком, но пока не мог вспомнить, где пересеклись наши пути-дороги. В Александрии? Не служил ли он у халифа?

– Не могу сказать наверняка, – ответил я, озадаченный бесстрастностью этого человека. – А ты его узнал?

– Нет, но вроде бы я видел его раньше, – сказал Сеф, и на этом мы закончили ломать себе головы, переключившись на иное зрелище – закат солнца. Когда пришло время прощаться, я обнял моего старинного друга, пожелал ему удачи везде и во всем, а затем вернулся в мастерскую – так, на всякий случай. На глаза мне попался ящик, стоявший в углу, и, опустившись на колени, я решил перебрать его содержимое. Там хранились цветные наброски для корабельных корпусов, никем так и не востребованные, то ли чересчур сложные, то ли слишком насыщенные цветом – словом, не в нынешнем вкусе. Тем не менее они могли бы пригодиться для будущих заказов. Один рисунок особенно заинтересовал меня – на нем я набросал созвездия. В детстве и юности я часто размышлял о звездах и теперь с удивлением обнаружил, что это пристрастие проникло в мои рисунки, о которых я давно позабыл.

Я уложил находку в темно-коричневый кожаный мешок с моими инициалами на лямке, надеясь, что в Александрии я смогу убедить халифа позволить мне внести нечто новое в мои работы. Когда мы уедем отсюда, поговорю с Кхепри, решил я. Покажу ей рисунки и попрошу совета. Наверняка она будет гордиться тем, как далеко мы ушли от похабного подворья в Вади Рам, где мы с ней познакомились.

Вади Рам.

Стоило названию того жуткого места всплыть в моей памяти, и воспоминания камнепадом обрушились на меня, причиняя страшную боль. Бумаги, что я держал в руке, разлетелись по полу, я вскочил, голова кружилась так, что пришлось опереться рукой о стену.

Тот мужчина. Огромный, дюжий, увешанный кинжалами, он еще улыбнулся мне. Я вспомнил, где я видел его прежде. Пути наши пересеклись лишь однажды, несколько лет назад, когда по дороге на север ко дворцу халифа я решил передохнуть от утомительного путешествия и переночевал на постоялом дворе, что держал этот человек. Наутро он отказал мне в завтраке, потому что я поздно проснулся. А на обратном пути я выкрал его дочь из того смрадного дома и уехал с ней туда, где, как я надеялся, ее жизнь станет лучше. Неужто он с тех пор ее разыскивает?

«Сбежишь от меня опять, – сказал он ей однажды, – я поймаю тебя и сдеру кожу с твоих костей».

И она сбежала-таки от него.

Как сумасшедший я носился по улицам. Минуя дом Абры, я увидел, что она, стоя на крыльце, выливает грязную воду из ведра и наблюдает, как я бегу мимо. Я чуть сбавил скорость и заметил, как сестра расплывается в улыбке не менее загадочной, чем улыбка отца моей жены.

– Ты по-прежнему намерен уехать, брат? – крикнула она, но сердце в моей груди билось так сильно, что я и не подумал отвечать, не до нее мне было.

Я бежал и бежал под надсадный хрип в легких. Наконец впереди показался мой дом, и, опустив глаза, я взмолился: да увижу я сейчас во дворе жену и сына, увижу, как они укладывают на телегу наши пожитки, готовясь к отъезду.

Но нет, к моему смятению, двор был пуст. Я остановился у нашей двери, упер руки в бока и наклонился вперед. Я еле дышал, боясь зайти внутрь, ужасаясь при мысли, что я могу там обнаружить. Внезапно за моей спиной послышался голос, кто-то шепнул мое имя.