Записки кота Мурчика - Евгений Янович Сатановский Страница 40

друга грудью и обнимались, становясь на задние лапы, когда встречались. От афганской борзой Сандры с невероятно шелковистой тёмной с подпалинами шерстью и аристократической мордой, одной из первых в Москве, привезенной соседями-дипломатами откуда-то контрабандой, до единственного настоящего врага – тоже борзой, но русской, Назара, которого его хозяин, редкий дурак, притравливал на кошек и небольших собак, пока на папу не напоролся.

Назар в итоге, пытаясь прихватить Дика, папины часы прокусил, хотя в ответ тут же получил по морде ребром ладони. В классическом карате это называется «шуто», хотя папа этого не знал – дрался на автомате, и ни людей, ни собак, ни чертей с привидениями не боялся. В его жизни всякое бывало. Очень способствовало пониманию того, как мир устроен – и он так до сих пор устроен. Личный опыт подсказывает. Когда он умер – не пережил второго инфаркта, не дожив до шестидесяти, Дик решил, что ему тоже пора умирать. Половина его роскошной чёрно-белой шубы вылезла. Есть он отказывался. Выходили пса чудом. Пожалуй, именно то, что за ним надо было ухаживать и с ним гулять, спасло маму, которая внезапно оказалась вдовой. Дальше помогли внуки. Так что папу она пережила намного, дожив до девяноста с небольшим…

Умер Дик, пережив папу на семь с небольшим лет – в августе 90-го. Как назло, дома тогда быть не случилось – унесла нелёгкая в Лондон. Да и Зуля когда умерла, был в поездке, летел в Астану. Тоже как нарочно – обе собаки ушли, а с ними не попрощался. У кого своих собак не было, этого не поймёт. Да и не надо. Не умеешь зверей любить – не научишься. И тут вопрос: как с людьми? Опыт показывает, что и с ними так же. Как правило, если человек не держал никогда животных и их не переваривает, что-то с ним не так. Не стоит его к людям подпускать, а уж к детям – тем более. На всякий случай. Хотя среди мизантропов и садистов встречаются экземпляры, которые только людей ненавидят, а душой на каком-нибудь кенаре отдыхают, рыбках, лошади скаковой, коте или собаке. Бывает и такое…

По этой части вспоминается происхождение упомянутой выше овчарки, которая в семье жила с конца 40-х по рубеж 50–60-х. Уточнить бы, да не у кого… Пока родители были живы, у них не спросил, а теперь что уж. Мы вообще никогда с родными при жизни не говорим про то, что потом, под собственную старость, больше всего интересно. Им некогда, нам некогда. Так и живём – случайными обрывками воспоминаний, рассказанными ненароком. Сколько рассказалось, столько и запомнилось. Возвращаясь к домашним зверям, которых видел сам, – был ещё Жук. Здоровенный волкодав, размером с телёнка, в Евпатории. Отец построил там с дедом дом в 50-е, который дед после смерти бабушки в конце 60-х продал. Тогда дед там жил – строил всякое, военно-морское, особой важности и секретности. Ну этот пёс дом и охранял.

Запомнился он, как всегда большие собаки запоминаются маленькому ребёнку, лет двух-трёх, огромным чудищем. Хотя по характеру, наверное, был совсем неплох, раз к нему подвели знакомиться. Папа на нём ездил верхом, подогнув ноги. Что о многом говорит, хотя рост у папы был небольшой, а мама была ещё меньше. Оба метра полтора с небольшим. Война ли сказалась с её голодом или генетика такая была – кто знает? Мама вообще-то кошек любила – и их вспоминала. Чёрного, пушистого кота, который потерялся, уйдя на полустанке погулять из эшелона, когда её из Ленинграда на Урал зимой 41-го в эвакуацию везли, и маленькую чёрно-белую Кнопку-хулиганку, любившую съезжать сверху вниз по гардинам, от потолка до пола, вцепившись в них когтями передних лап. Её им в качестве будущего кота принесли, и она так котом и жила, пока котят не принесла…

Но главный, про кого родители, особенно папа, рассказывали, был Джек. Тот самый, смерть которого его так ранила, что он больше собак заводить не хотел. Немецкая овчарка – трофей войны, доставшийся деду вместе с Пилау. Элита элит, из прусского эсэсовского питомника. В котором осталась только щенная сука – настолько злобная, что её пришлось пристрелить, и её подросший щенок, которого уже начали тренировать – этот самый Джек. На фотографии – огромный пёс с большими ушами и невероятно смешливой и умной мордой. Который, когда слышал немецкую речь, шёл убивать – молча летел к горлу, так что его, когда пленные работать приходили, приходилось в сарай запирать.

В СС ведь как собак тренировали? Сначала били. Потом приходил ОДИН, который не бил, а кормил и воспитывал. Он и должен был стать хозяином на всю жизнь. А тут бить уже начали, а хозяина псу не завели – наши пришли. Он на всю жизнь запомнил – говорят по-немецки, значит, будут бить. И реагировал соответственно. Да и не он один. Теперь-то ладно, но ещё в 70-х, когда в институте учился, привести домой одногруппников-гэдээровцев было нельзя. Все нормальные ребята, один вообще отличный, но нельзя. Думать об этом не стоило. Нынешним этого не понять и, наверное, слава Б-гу. До следующей войны. А вот как она будет, и вопрос ещё – с кем… Кто после неё жив останется, если доживём, что вряд ли, так и посмотрим, как реагировать на чужую речь ОНИ будут. Со всей их интеллигентностью, толерантностью и хорошим воспитанием…

Про Джека рассказов была масса. Как он, когда брата из роддома принесли, лёг на пороге и к нему никого не подпускал, даже маму – покормить. После чего был бит, с запретом входить в комнату, и до конца жизни туда не входил, как перед ним ни извинялись. Как маленький брат, учившийся ходить в год-полтора, вышел к нему в коридор, свалился на подстилку и его счастливый пёс-убийца начал страстно вылизывать. За что отдельно и опять несправедливо получил, после того как подслеповатая бабушка, не разобравшись с тем, что в углу прихожей происходит, ворвалась в комнату с заполошным «Джек ест ребёнка!»

Рассказывали, как дура-нянька (домработницы и няньки у всех были, даже в коммуналках: девушки из голодной деревни выбирались) заснула, выгуливая на бульварах коляску, и брата увезли вместе с ней цыгане. Отец пустил по следу Джека, и с двустволкой шестнадцатого калибра, подаренной деду ещё до войны Ворошиловым, погнался за ними, так что коляску с братом они на остановке бросили, сбежав на троллейбусе – и правильно сделали. Иначе там бы их и пристрелили, даже если забыть о собаке, а про неё забывать никак не стоило. Не та была собака, чтобы про неё забывать. Отбиться было нереально. Ну, прошлое есть прошлое. Жизнь страны. История семьи – в котах и собаках. Про рыбок как-нибудь отдельно: есть и