Записки кота Мурчика - Евгений Янович Сатановский Страница 39

кило весу, а в зимнем меху и отъевшись – два с половиной: палевая шерстяная варежка с глазами-пуговками и хвостом-султаном. Тоже прыгучая, храпевшая во сне, как подвыпивший биндюжник, как с собачками такого типа всегда и бывает. Упрямая до чрезвычайности, любопытная, храбро защищавшая бабушку от курьеров, приносивших ей пенсию, но категорически не игравшая с собаками – напугали в детстве. Набросилась на неё, ещё щенка, соседская эрделька, дурная на всю голову, навеки отбив охоту общаться с кем угодно, если он на четырёх лапах.

Хотя за воронами и голубями она гонялась страстно. Вороны на это, надо сказать, смотрели с большим юмором. Умные птицы, и для маленьких собак очень опасные. Стоит учитывать. Но вот чего Зуля не любила, так это гулять. Её бы воля – из дома бы вообще не выходила. То ли дело лежать на коврах. Грязь уличная её вводила в ступор. Да и когда погода была хорошей, собаку приходилось относить подальше от дома и там ставить на траву или тропинку. После чего она двигалась прямо к подъезду, как подвыпивший моряк к родному кораблю, словно в неё был встроен компас. И если не соизволяла по дороге сделать свои дела, её приходилось относить опять – в другую сторону.

Единственное исключение – свежевыпавший снег, по которому низко посаженная, со своими короткими, прикольно кривыми лапками, но чрезвычайно опушённая мадам Зуля ходила с удовольствием и даже могла позволить себе по нему покататься-поваляться, как персонаж русских народных сказок. В последние годы жизни, в посёлке, на природе, ей было гулять интереснее. Клинкерные дорожки, трава… Очень любила с хозяйкой в жару полежать на крыльце, в теньке. Когда одной особенно снежной зимой намело сугробы под самый верх внутреннего забора, на метр с лишним, с удовольствием по твёрдому насту бродила между кустами, обнюхивая торчавшие из снега прутья с остатками листвы. Правда, на сугробы её приходилось забрасывать, зато спускалась она сама, прыжками, гордая и явно очень довольная собой.

У жены в семье тоже была собачка, папина. Крошечный японский пинчерок, с характером самурая и преданностью истинной японской женщины. Капризная, признававшая за хозяина только главу семьи, а всех остальных её членов терпевшая через силу. Что не способствовало любви к ней детей, которых она периодически покусывала, так что собственные любимые собаки у них появились уже в зрелом возрасте – и то случайно. Помянутую выше пекинеску купили, гуляя по Арбату с дочкой, зайдя на выставку щенков и котят провести время. Умная заводчица предложила взять её на руки – псица глянула жене в глаза, вздохнула и в неё тут же влюбились. Ну, кто видел щенков-пекинесов, тот понимает. Так с тех пор в семье и жила – тринадцать лет. Куча была проблем с медициной, да и умерла от сердечного приступа, хотя её несколько лет с того света вытаскивали, но счастья, когда тебя с восторгом, преданно глядя в глаза и крутясь юлой, встречают у порога, столько…

Своя первая собака была лаечка. Маленькая, западно-сибирская. Точнее: ненецкая оленегонка – он же ненецкий оленегонный шпиц. Умнее пса встречать не доводилось. Принёс его брат в кошёлке, крошечным чёрно-белым щенком-потеряшкой, которого они с его девочкой нашли в новостройках. Папа, который хорошо помнил, как он хоронил семейную овчарку, словно близкого родственника, брать никого не собирался, так что щенка принесли «на денёк-два», пока девочка, с которой брат его нашёл, с хозяйкой не договорится. Через неделю к щенку, оказавшемуся чрезвычайно умным и принципиально терпевшим, пока его не выводили из квартиры, а на лестничной площадке ходившим только на подстеленную газету, привыкли. А через две полюбили и оставили жить навсегда. И прожил он в семье семнадцать лет. Назвали пса Диком, в честь героя «Чёрной стрелы» Стивенсона. Другого такого пса уже не будет…

Собакен вырос небольшого роста, по колено, пушистым до чрезвычайности. Быстрый, как молния – пока не подрос до шлейки, выгуливали втроём, загонять обратно в кошёлку. Шёл кругами, как оленей пас. Погода его вообще не волновала – дождь, не дождь… Хотя зиму он любил больше всего – опускал морду в снег по самые глаза и пёр, как бульдозер, только снег вокруг бурунами расходился. Катался в нём так, что снежная пыль облаком стояла. Шерсти с него начёсывали столько, что её не на один пояс от радикулита хватило. Эффектная чёрно-белая масть, с чёрным чепраком на спине, таким же пятнышком на плече, потрясающая чёрная маска на морде, выразительная, с бакенбардами и опушёнными ушами…

Очень весёлый, грозный с врагами и дружелюбный к знакомым, а уж с друзьями – «не разлей вода». Особенно со старинным другом семьи, дедушкиным сослуживцем-одесситом, военным моряком и великим собаколюбом, приезды которого чуял заранее и всех о них предупреждал, когда тот был ещё на Киевском вокзале, притом что семья жила через весь Кутузовский, на площади Победы. Это было исключение из правил, но там отношения были особые. Дядя Миша собак не просто любил: он с ними разговаривал исключительно на «Вы», с подчёркнутым уважением. Собаки от этого старого холостяка балдели все без исключения, знакомые и незнакомые. Что называется, дал Б-г талант человеку. При этом Дикуша тех, кто его боялся, деликатно обходил, не навязываясь, как дедушкину сестру, которую почему-то любые собаки ввергали в неконтролируемый ужас. Раз подошёл, всё понял и больше ни-ни.

Подозрительные звуки в подъезде пёс встречал грозным рыком – грудь у него была колесом, так что бухало как из бочки. С учётом того, что стальных дверей тогда не было, а квартиры в Москве часто обворовывали – очень хорошее качество. Не раз спасало. Мало кто помнит, как на самом деле в Союзе было. Какие-то виды преступности встречались реже, какие-то чаще, какие-то так же, как теперь, но чтобы всегда и везде безопасно было – не было такого ни в какие времена. Вот чего не было – особой преступности в силовом блоке, в том числе в верхах. Особенно в КГБ, где её в принципе быть не могло. Теперь она везде, так что никого особо и не удивляет. Ссылаются на то, что деньги появились, на демократию… На самом деле рыба, как всегда, с головы гниёт. Её только чистят с хвоста, и то не очень. Так что лучше продолжим говорить о собаках.

Со всеми собаками у Дика были свои отношения. От огромного чёрного дога Берты до серой овчарки Альки, умницы, которая его выгуливала по газонам Панорамы Бородинской битвы – с поводком в зубах, подтягивая, когда он не хотел куда-то, куда она его вела, идти. От крошечкой мальтийской болонки Мишки до друга, рыжего шпица Гоши, с которым они, дружелюбно порыкивая, упирались друг в