Серена - Рон Рэш Страница 40

– Один преподает историю в Дартмутском колледже, другой живет в Шотландии, изучает там архитектуру.

– А отец миссис Бьюкенен? – продолжал расспросы Пембертон. – Каков его род занятий?

Его спутник не ответил, лишь окинул Пембертона взглядом, в котором смешались подозрительность и любопытство. Слышавший их разговор Харрис решил поделиться своим мнением:

– Подобное молчание, видимо, означает, что он бутлегер или владелец публичного дома, Пембертон. В обоих случаях я приложу все усилия, чтобы навестить его, когда буду в Бостоне.

– Уверен, он не занят ничем настолько постыдным, – тряхнул головой Пембертон. – Мне казалось, он банкир или юрист…

– Он врач, – резко бросил Бьюкенен, уже не потрудившись обернуться.

Пембертон кивнул. Похоже, предстоящие торги пройдут легче, чем ожидалось; этой хорошей новостью он вскоре поделится с Сереной. Вечером надо будет позвонить в адвокатскую фирму Кавингтона и попросить подготовить все необходимые документы, чтобы сделать предложение о выкупе доли Бьюкенена. Правой рукой Пембертон ощупал винтовку в подстегнутом к седлу чехле. Единственный меткий выстрел – и тогда останутся только Серена и он сам.

Вскоре деревья расступились, и охотничий отряд въехал на старое пастбище. Столбы изгороди из рожкового дерева еще стояли, опутанные порыжевшей колючей проволокой. Тянувшиеся вдоль склона тропинки основательно заросли, но были еще различимы; снизу они казались ступенями забытых ацтекских руин. Хотя клочья тумана еще цеплялись за выступы скал, солнечный свет уже лился на заросший бурьяном выгон.

– Прекрасный денек для охоты, – оглядев небо, объявил Харрис. – Я опасался новых дождей, но нам, судя по всему, повезло. Можем скакать по лесам хоть до самого вечера.

Пембертон с готовностью поддержал его, уже зная наверняка, что так долго они здесь не пробудут. Вскоре после полудня он вернется к Серене. «Сделай это единственное дело», – велел он себе, мысленно пропев приказ наподобие буддийской мантры, как не раз делал с момента пробуждения с первыми лучами солнца.

С плеском и брызгами охотники перебрались через ручей Кука и вскоре подошли к покосившемуся фермерскому дому. Оленей в саду не оказалось, поэтому Гэллоуэй с Воном спустили собак, и те неровной волной пробежали по саду, чтобы вскоре скрыться с глаз, пропав в более низкой части ущелья. Вон разгрузил повозку и набрал дров для костра.

– Предоставим верхнюю часть сада Харрису, – предложил Пембертон Бьюкенену, – а нижнюю возьмем на себя.

Вдвоем они зашагали к последнему ряду фруктовых деревьев рядом с хлевом и колодцем. Ведро болталось на гниющей веревке, на краю колодца лежал перевернутый ржавый черпак. Пембертон столкнул его в темноту сруба и не слишком удивился, не услышав всплеска.

– Эту сторону я оставлю тебе, – сказал партнеру Пембертон, – а сам встану у хлева. – Уже сделав несколько шагов прочь, он оглянулся. – Чуть не забыл, Бьюкенен. Миссис Пембертон просила передать тебе, что у слова «оперить» несколько иное происхождение, чем вы с Уилки думали.

– То есть? – переспросил его спутник.

– По ее словам, фраза действительно родом из старушки Британии. Но речь идет об оперении стрел. Если кому-то повезло «оперить» противника, это означает, что стрела пронзила тело насквозь, оставив перья в ране.

Бьюкенен слегка кивнул.

Пембертон направился к хлеву, серая древесина которого еще сохраняла запахи сена и навоза. Ближняя стена успела рассыпаться, но хребет опор крыши в задней части еще стоял, и со стороны хлев напоминал окаменевшие останки огромного зверя, припавшего на передние лапы. Подойдя ближе, Пембертон заметил что-то на дальней стене. Всего лишь лохмотья шкуры, еле державшиеся на ржавых гвоздях, но Пембертон сразу понял, что это такое, и провел ладонью по рыжеватому меху.

Прошло с полчаса, прежде чем протяжный вой гончих псов взял новые ноты. Вскоре после этого в зону охоты Харриса выскочил олень. Прогремели два выстрела, и спустя несколько секунд олень пробежал, пошатываясь и спотыкаясь, по центральному ряду фруктового сада в сторону Пембертона и Бьюкенена. Животное было ранено в заднюю часть туловища, и когда олень все-таки упал, Пембертон ясно понял, что тот уже не поднимется. Бьюкенен поспешил к оленю, пробираясь по заросшему саду.

– Сбереги пулю, – посоветовал Пембертон. – Собаки его прикончат.

– Чертова пуля мне вполне по карману, – со злостью бросил Бьюкенен, привстав, чтобы смерить партнера гневным взглядом.

Пембертон снял винтовку с предохранителя. Щелчок четко прозвучал в бодрящем утреннем холодке, и на мгновение показалось, что Бьюкенен мог его услышать. Но тот не отрывал глаз от раненого оленя. В агонии животное вскинуло голову, темные глаза закатились. Передние ноги гребли по воздуху, туловище окрасилось кровью: животное тщетно пыталось подняться. Бьюкенен взял оленью голову на мушку, но судорожные движения животного мешали сделать точный выстрел. Тогда он снял свою щегольскую английскую куртку и пристроил ее позади себя, аккуратно сложив. Пембертон подумал: вот человек, блюдущий этикет до самого конца. Такая привередливость отчего-то сразу развеяла его последние сомнения.

Приставив ствол к голове оленя, Бьюкенен достаточно сильно надавил, чтобы обездвижить животное. А Пембертон вошел под сень яблоневого сада и прицелился сам.

Вон вернулся первым, погоняя лошадь Бьюкенена, хотя доктор Чейни мог разве что засвидетельствовать очевидное для остальных участников охотничьей вылазки. Когда повозка перевалила через последний хребет и вкатилась наконец в лагерь, было уже за полдень. Картина получилась почти египетская: вокруг завернутого в клеенчатую скатерть тела Бьюкенена теснились редбоны и плотт-хаунды, точно верные псы фараона, готовые проводить венценосного хозяина в загробный мир. Пембертон и Харрис следовали за повозкой; черная охотничья куртка Бьюкенена была привязана к дуге фургона как траурное знамя. Перед зданием конторы повозка остановилась.

Последние участники процессии не успели еще подъехать, как рядом с лагерной лавкой затормозил зеленый пикап Фризелла. Пембертон решил, что, прознав о несчастном случае, фотограф предположил в погибшем местного жителя. Доктор Чейни и Уилки сошли с крыльца конторы навстречу прибывшим. Сидевший на ясеневом пне шериф Макдауэлл встал и тоже подошел к повозке.

В течение минуты все трое не отрываясь смотрели на завернутое тело. Подойдя, Гэллоуэй сложил матерчатый верх фургона и вытолкал гончих вон. Только когда ушла последняя собака, доктор Чейни взобрался на помост и развернул труп Бьюкенена так, чтобы тот лег на доски лицом вверх, и прощупал то место, где пуля прошла сквозь сердце, прежде чем перебить позвоночник.

– Винтовка, – негромко произнес Чейни, обращаясь как к самому себе, так и к Макдауэллу.

Доктор нагнулся вновь и, подобрав что-то с днища повозки, стер следы крови с неизвестного овального предмета, открывая тусклую белизну. Шериф Макдауэлл положил ладони на борт повозки и подался вперед:

– Пуговица?

– Нет, – ответил доктор Чейни. – Это осколок позвонка.

Лицо Уилки посерело. Шериф Макдауэлл повернулся к Пембертону и Харрису, которые все еще