Звезда морей - Джозеф Виктор О'Коннор Страница 29

Мерридита, в особенности его покойную мать, женщину поистине святую, к кому бедняки тех краев относились с благоговением. Не передам ли я его светлости, попросил меня бедняга Суэйлз, что он вследствие увечья впал в ничтожество, однако ж не чурается ни труда, ни верности господину? Несчастье, изуродовавшее его тело, лишь укрепило его благодарность за дар жизни. Теперь же, милостью Господа Всемогущего, он почти избыл слабость, способен ходить и работать, как тот, кому посчастливилось больше. Служить лорду Мерридиту — великая честь, сказал он. И если бы его, Суэйлза, удостоили такой чести и блага. он послужил бы на славу. Даже просто быть рядом с лордом Мерридитом — уже великая милость.

Сколь счастлив лорд Кингскорт снискать подобную преданность, ответил я, особенно в человеке, с которым никогда не встречался, и если в том возникнет необходимость, я обязательно его отрекомендую. Он ответил, что не желает меня оскорбить, но не изволю ли я поклясться ему на том. Я сказал, что мы, квакеры, не признаем клятв, однако я даю ему слово как мужчина мужчине.

В этот миг на глаза бедолаги навернулись благодарные слезы и грозили совершенно им завладеть.

— Благослови вас Господь и Пресвятая Дева за вашу доброту, — смиренно произнес он и сжал мою руку. — Бог мне свидетель: я буду молиться за вас и сегодня, и каждый вечер.

Потом он спросил моего совета, какое ремесло сподручнее избрать в Америке. Я ответил, что Америка — великая земля, страна небывалой свободы, единственное на свете государство, где принято равенство и федеративное самоуправление. Любой молодой человек, который забудет национальные различия и станет усердно трудиться, снищет там счастье и всеобщее уважение, что твоя школьная учительница — так я сказал моему юному другу. За несколько долларов можно приобрести акр лучших в мире угодий; один индеец чероки из Чарльстона, штат Южная Каролина, однажды сказал мне: почвы там столь плодородны, что воткни в землю палку — из нее вырастет могучее древо. Собеседник мой изумился, точно серафим, пробудившийся в Манчестере. Но потом пояснил, что не имеет средств на покупку земли, поскольку продал все имение земное, дабы облегчить участь недужного отца, а равно и многочисленных осиротевших племянников и племянниц, остаток же употребил на это путешествие. (Таково отчаяние несчастных, стремящихся избавиться от ужаса своего положения.)

Я ответил, что, насколько мне известно, в Америке существуют хорошие возможности заработать простым трудом: на строительстве железных дорог, осушении болот, добыче золота и серебра, и на всех этих работах также предоставляют какой-никакой стол и кров. Можно копать каналы, канавы, класть каменные стены и тому подобное. Тут я к слову упомянул замечательный канал Эри, протянувшийся на триста пятьдесят три мили от Олбани до Буффало: восемьдесят три его шлюза и восемнадцать акведуков строили в основном ирландцы, земляки Суэйлза, — величественное украшение цивилизации и свободной торговли. Еще всегда требуются дровосеки, поскольку континент изобилует лесами, площадь которых больше целого острова Ирландия. Суэйлз слушал меня так внимательно, словно Америка — другая планета, а не другая страна. Правда ли, спросил он, что в Америке сейчас не ночь, а день? А на Тихоокеанском побережье утро?

Я объяснил, что с каждым градусом западной долготы мы на четыре минуты отстаем от гринвичского времени и с каждой минутой[26] расстояния приобретаем четыре секунды. Получается, в Лондоне уже наступило завтра, сказал он, и я подтвердил. «Вот так диво, — вздохнул он; — Говорят, “завтра не наступит никогда”, а оно уже наступило, благослови нас Боже и Приснодева». Следовательно, продолжал он, если целый год ехать на запад вокруг земного шара, вернешься в Ирландию за день до отъезда. Если же посвятить таким путешествиям всю жизнь, превратишься не в согбенного старика, а в новорожденного младенца. Как прекрасно оборачивать время вспять, добавил он, и таким образом отменять проступки дерзкой и глупой юности.

Сперва я решил, несчастный простец по детской своей невинности превратно понял мои слова, но он пояснил, что пошутил, мы от души посмеялись, и я пожелал ему покойной ночи. Когда я его оставил, он еще смеялся. А не далее как минуту назад прошел мимо моей каюты, заглянул в иллюминатор, все так же весело смеясь, и помахал рукой. «Писание учит нас: будьте как дети, — воскликнул он. — Теперь мы знаем, как это сделать, сэр — нужно все время плыть на запад». Я со смехом отвечал моему учителю: «Tear mahurr!» Он пожелал мне покойного отдыха и смиренно побрел прочь.

Этот человек — пример всем нам. Поистине ангелы пребывают среди нас. Беда в том, что за своей суетой и земными заботами мы не умеем их узнать.

…ирландцев в Америке встречают с особенной теплотою, считают патриотами Республики, и случись тебе сказать американцу, что ты бежал с родины, чтобы тебя не повесили за государственную измену, к тебе станут относиться в десять раз лучше и расхваливать тебя на все лады.

Письмо Джеймса Ричли, эмигрировавшего из Ольстера в Кентукки

Глава 11

СОЧИНИТЕЛЬ БАЛЛАД

В которой рассказывается о бедном отрочестве Пайеса Малви, стремлении его смиренных родителей дать ему честный кусок хлеба и, несмотря на это, его неблагодарности и раннем падении

Родители Пайеса Малви были мелкие фермеры, беднейшие из бедных; отец его, Майкл Деннис Малви, здешний житель, родился на земле, принадлежавшей семейству Блейк из Талли. Большеголовый, костистый, похожий на ломовую лошадь, он выстроил дом на фундаменте из могильных камней предков; жена его, Элизабет Костеллоу, некогда служила посудомойкой в женском монастыре в деревне Лохглинн, графство Роскоммон.

Родители Элизабет, католики, бежали из Ольстера, малышку подкинули в монастырь; девочку вырастили монахини, выучили чтению, и она полагала этот навык полезным. И даже более — свидетельством того, что мир, по сути, познаваем и человек волен сам определять свое место в нем, а то и менять его. Элизабет Костеллоу усматривала в чтении проявление добропорядочности. Ее муж считал это занятие пустой тратой времени.

Книгу не съешь, говаривал Малви старший. На себя не наденешь и крышу ею не покроешь. Он не имел ничего против того, чтобы другие читали. (Даже гордился грамотной женой, и ему не раз случалось обмолвиться соседям, что жена умеет читать: любящим простительно хвастаться способностями друг друга.) Но чтение представлялось ему занятием столь же бесполезным, как стрельба из лука, крокет и кадриль — пустые забавы дворянских детей. Жена возражала. И не брала в расчет мнение мужа. Едва сыновья пошли и заговорили, она стала учить их читать.

Пайес, младший из двух, читал