Крах дипломатического «Согласия» - Александр Владимирович Быков Страница 19

– Господа, а я хочу рассказать вам свежую историю, что такое мир простых людей, видимый, например, с облучка извозчика.

– Любопытно, – ответили присутствующие. Робиен вспомнил недавний случай, имевший место в предпоследний день декабря. Он с приятелем возвращался вечером на санях с Васильевского острова, завязали разговор с возничим.

– Что за времена, – жаловался тот, – чтобы прожить, нужно принести к концу дня 60 рублей, а прежде 4–5 рублей хватало на все нужды.

Приятель дипломата сказал извозчику всё, что думал о союзниках и о врагах. Возничий выслушал и дал восхитительный, достойный пера Толстого, ответ: «Мне это всё равно, все едят хлеб, как и мы».

Публика снова зашумела.

– Мужланам недоступны высокие материи, – выждав паузу сказал посол, – их мнение ничего не решает, будет приказ, и этот мужик умрет, но выполнит его.

– Вы не знаете России, – запальчиво крикнул Садуль.

– А вы не знаете жизни, – парировал Дульсе, он всегда стоял на страже достоинства господина посла и не мог допустить, чтобы кто-то проявлял неуважение.

Граф де Робиен задумался. Благодаря этому смелому человеку в потрепанном армяке он прочувствовал всю поэзию русской души. В ту холодную и ясную ночь, когда снег скрипел под копытами лошади и салазками саней, русский мужик рассуждал попросту о самых сложных вещах. Он был на войне, «поймал» три немецких пули, одна из которых обездвижила его руку, но он не испытывал никакой ненависти к врагам. «Все ели хлеб, как мы», – вспомнил граф слова возницы. Какой урок для тех, кто намеревается единолично править миром!

В декабре 1917 года в России боролись две деструктивные силы: стихия народного бунта и неприятие революционной реальности. Все попытки услышать голос здравого смысла были обречены на провал, и это толкнуло большевиков на ужесточение режима, на конфронтацию с союзниками и сближение с Германией. В первый день русского нового года дипломаты с удивлением в этом убедились. Это стало новой реальностью, к которой страны Антанты оказались не готовы.

Глава 8

В воскресенье, последний день 1917 года по русскому стилю, новый старшина дипломатического корпуса американский посол Дэвид Роуленд Френсис присутствовал на балете в Мариинском театре.

Неделю назад он принял полномочия от покинувшего страну посла Великобритании Бьюкенена и стал дуайеном дипкорпуса.

На новом посту Френсис чувствовал себя уверенно. За его плечами кроме карьеры успешного бизнесмена были годы службы мэром Сент-Луиса, губернатором штата Миссури и даже министром внутренних дел в правительстве президента Кливленда. Не было у миссурийца только дипломатического опыта. Но это пустяки. Выходец со Среднего Запада Дэвид Френсис всегда полагался на собственное понимание ситуации, предпочитая сначала решить проблему, а потом сообщить об этом вышестоящему начальству. Госсекретарь Лансинг никогда бы не одобрил его выступление пред толпой с балкона посольства, о котором по Петрограду уже ходили легенды. Но этот храбрый поступок имел свою политическую подоплеку – о нем после Соединенных Штатов стали говорить как о решительном и храбром человеке.

В тот вечер старшине дипкорпуса одной храбрости оказалось маловато. Вечер в театре был в самом разгаре. Несмотря на революционное время, спектакли шли регулярно, и билеты на балет, как всегда в России, было трудно купить, особенно если не имелось соответствующих связей. Для дипломатов всегда делали исключение, была специальная бронь.

Френсис не мог назвать себя завзятым балетоманом, но бывать на культурных мероприятиях считалось признаком хорошего тона. Балет очень любила супруга посла Джейн Френсис, которая, как и многие жены дипломатов, покинула Россию после начала революции. Именно ей адресовал свои послания слуга Френсиса негр Филип Джордан.

Супруга приучила посла к посещению спектаклей ведущих театров Петрограда: Александринского, Михайловского и знаменитой Мариинки. Противиться лицезрению великолепных постановок всемирно известного русского балета было бы в высшей степени неразумно, и Френсис охотно уступил супруге. После отъезда жены посол изредка продолжал баловать себя обществом служителей Мельпомены.

Френсис с личным секретарем и военным советником заняли одну из боковых ложей. В антракте к дипломатам проник первый секретарь посольства Норман Армор и взволнованно доложил послу:

– Только что стало известно, что большевики арестовали румынского посланника графа Диаманди вместе со штатом сотрудников.

– Это невозможно, – выслушав помощника, заклокотал от ярости Френсис, – большевики не власть, а какая-то банда, настоящая власть должна уважать международное право и, в первую очередь, дипломатический иммунитет. Сегодня Диаманди, а завтра кто-то еще? Мы должны немедленно отреагировать на это.

– Причина ареста в том, что румыны арестовали в Бессарабии агитаторов из числа революционно настроенных солдат одного из полков. Такие у нас сведения, – продолжал Армор, – источник самый надежный – наш коллега и персона, входящая в высокие большевистские кабинеты, полковник Роббинс. Он рассказал, что арест спровоцировала телеграмма Троцкого из Брест-Литовска. В связи с провокациями румынской стороны он просил принять срочные меры. Это было нужно для воздействия на немцев в ходе переговоров. Своим демаршем Советы рассчитывают надавить на союзников.

– Они ничего не добьются, – возразил Френсис, – этот недружественный шаг будет расценен дипломатическим сообществом как величайшее оскорбление.

– Смею заметить, губернатор, – Армор наклонил голову с послу, – они уже кое-что добились: ближайший вечер и ночь, как минимум, граф Диаманди с коллегами проведут в казематах Петропавловской крепости, и это будет иметь важные последствия.

– Вы на себя много берете, – неожиданно рассердился на секретаря посол, – делать выводы здесь буду я, а Вы будете исполнять мои указания.

– Разумеется, губернатор, – покраснел Армор, – Вы меня не так поняли, я всего лишь изложил точку зрения полковника Роббинса.

Мы поручили полковнику неофициальные контакты с большевиками, – заметил Френсис, – сбор информации, не более того, и никаких выводов.

– Да, господин посол, – ответил Армор, – мне следует указать ему на это.

Начался второй акт, но в ложе американского посла не было умиротворенного созерцания великого искусства, там о чем-то совещались, и после наступления очередного антракта, так и не досмотрев до конца представление, дипломаты покинули театр.

Остаток вечера Френсис провел в телефонных переговорах с коллегами. Все дипломаты единогласно были возмущены случившимся.

Строго говоря, ситуация в отношениях Румынии и Советского правительства начала осложняться еще несколько дней назад, но никто в дипломатических кругах и подумать не мог, что Ленин пойдет на такой шаг. Большевики предупреждали Диаманди, тот демонстративно не реагировал и в результате оказался в каземате Петропавловской крепости. В истории новейшего времени произошел неприятный казус, нарушивший незыблемое