Дочери служанки - Сонсолес Онега Страница 103

Нет там и горестей.

Клара почувствовала, как прошлое накрывает ее огромной волной. Такой же огромной, как та, что поглотила Сельсо на корабле «Санта-Исабель».

Донья Инес что-то прошептала и вздохнула.

И, чтобы ничего не забыть, Клара все записала в дневнике и оставила его, как есть.

Это были последние строчки.

И тут, улыбаясь, появился Пласидо, положил руку ей на плечо и сказал: «Ты этого добилась, Кларита. Пусть правда доделает остальное».

Пунта до Бико, октябрь 1985 г.

Гарпунщик «Светоча» выловил последнего кита в Галисии.

– Вот докуда мы дошли.

Падре фра Мартин Сармьенто посетил Галисию в XVII веке и уже тогда видел китов в устье реки Понтеведра. Они дошли до острова Тамбо, где река несла свои мирные и прекрасные воды. Через триста лет человек научился добывать китов с помощью заостренного гарпуна, после чего на моле консервной фабрики оставались потоки крови.

Кровь привлекала сардин.

– Досюда.

Мой голос – это шепот, его слышат работницы, которых я научила читать и писать. Их дочери наследуют занятие матерей, как в средневековых королевствах, и они могут подтвердить мои слова.

Я проиграла битву.

Такую же, какая была на Канелиньясе[101].

И все остальные.

Теперь мне остается только потерпеть кораблекрушение в моем море.

Я отправлюсь к островам Сиес и Сальвора. И там на мысу стоит дом, в который я привела Пласидо.

– Это сила моей земли, – сказала я ему.

Хайме Вальдес Ласарьего, вдовой которого я являюсь, скончался весной 1978 года, охваченный дрожью, которую я заметила у него, когда вернулась из Мадрида, не имея ни сил, ни смелости признаться ему, что влюблена в другого мужчину.

Мой муж показал мне, что можно прожить всю жизнь с дрожащими руками.

Как и его мать, он попросил, чтобы ему постелили в спальне с террасой Сиес. Я укутала его и взяла за руку. Он так и не узнал правду о своей семье. Мы с сестрой решили, что так будет лучше.

– Мне будет тебя очень не хватать, – прошептал он.

– Ты бы мог сказать мне об этом раньше.

Я иду на кладбище с букетом свежих цветов, которые сама срезала в розарии замка. Никто не удивляется, видя меня каждый день в одно и то же время и на той же дороге.

– Вон идет Кларита. Она всегда в печали.

– Это не печаль. У нее глаза, как у сумасшедшей, – говорят мужчины.

– Много ты понимаешь! – отвечают им женщины.

Я слышу их и мысленно соглашаюсь: глаза, как у сумасшедшей, ошибки нет. Эти женщины всегда заботились обо мне с тех пор, как умерли мои братья.

Леопольдо мы похоронили в июле этого, 1985 года, в возрасте семидесяти восьми лет. Он уже знал, что со «Светочем» покончено.

Запрет правительства на китовую охоту поставил на нас точку.

Торговля иссякла.

И смотри-ка, мы продолжаем существовать.

И смотри-ка, мы торгуем с рабочими.

И смотри-ка, мы говорим с политиками.

Но все это ни к чему.

Моя сестра по отцу, Каталина Вальдес Комесанья, все еще живет в поместье «Генерал де Мадарьяга».

Но она ничего не помнит.

Даже не знает, кто она такая.

И кем она была.

– Это к счастью, – говорю я тем, кто знал ее юной, видел, как она уезжала, и иногда спрашивает о ней.

Так что я осталась одна.

Клара. Без титула донья и без почтительного «сеньора де Вальдес».

Я последняя в замке Святого Духа.

Я пережила бури и невзгоды.

И много лжи.

Только Пласидо Карвахаль и женщина, потерявшая память, знают правду.

– Единственное надежное место… – сказал он мне в Мадриде.

– Которое стоит труда, чтобы жить, – отвечаю я, пока иду по дороге с розами в руках.

Я слишком припозднилась.

Я унаследовала характер доньи Инес даже в том, что так долго не умираю.

Не хочу присутствовать на закрытии «Светоча».

Я исписала от руки двадцать девять тетрадей, озаглавленных «Любовный дневник». Они пронумерованы и датированы.

Если кто-то найдет их в замке Святого Духа, когда меня уже не будет, прочтите их и вы узнаете мою историю, рассказанную моими словами.

А также историю доньи Инес и дона Густаво.

Историю Хайме, Леопольдо и Каталины.

Историю Сельсо.

Историю Инеситы, которая не умерла, так как родилась мертвой.

Историю Ренаты, Доминго, Лимиты, Марии Элены.

А также историю Исабелы, удостоенной нашей фамильной мраморной доски.

И историю Пласидо, единственного мужчины, сделавшего меня счастливой, когда я поняла, что такое счастье.

Не надо увековечивать ни мое имя в камне.

Ни мою фамилию.

Чтобы никому не лгать.

За неимением правды.

Моя благодарность

Прежде чем вы разойдетесь, я бы хотела, чтобы вы прочитали эти слова моей благодарности.

Всем, кто провел время, листая страницы этого романа: спасибо за терпение и усердие.

Сказать по правде, я сама не знала, куда приведет меня история доньи Инес, Клары и Каталины. И куда приведет меня их взаимная любовь и нелюбовь, которые до сих пор отзываются во мне болью.

Прошло три года с тех пор, как я начала писать с единственным намерением.

Писать.

Писать.

И продолжать писать.

По ходу дела я читала о Галисии, я ездила в Галисию и была облеплена историями женщин, которые были «сеньорами Никто». Никому не известные и никому не интересные. Одинокие души тех, кто населяет фабрики, порты, молы. Пусть хотя бы на этих страницах я поклонюсь до земли им всем.

Их слезам.

Их морщинистым рукам.

Их сердечной боли.

Позвольте мне поблагодарить музей консервной промышленности в городе Виго за его тщательную и прекрасную работу.

Благодарю Селестино Вьейтеса за огромные усилия, затраченные на работу с документами о кораблекрушении «Санта-Исабель» в его книге «Титаник галисийских берегов».

Благодарю редакции газет АВС, «Маяк Виго» и «Жизнь Галисии» за то, что они сохраняют напечатанной память о нашей истории.

Благодарю Бобби Фернандеса де Бобадилья, который великодушно предоставил мне историю своей матери. Жизнь доньи Инес Ласарьего списана с нее.

Благодарю каждый источник, из которого я пила, утоляя жажду, чтобы дойти до этих строк.

И спасибо, в который уже раз, моим сыновьям, Яго и Гонсало, которые, даже повзрослев, так и не смогли привыкнуть к моим отлучкам.

Сноски

1

Архипелаг у побережья провинции Понтеведра в Галисии. Здесь и далее примечание переводчика.

2

Фанега – мера сыпучих тел, равная 55,5 литра.

3

Доминго (исп.) – воскресенье.