Анна среди индейцев - Пегги Херринг Страница 25

После того как Тимофей Осипович обменивается с ними еще несколькими фразами, выясняется, что колюжи желают помочь. Они пойдут с нами, защитят и проведут через лес. Может, они доведут нас до самого «Кадьяка»? Меня затопляет волна новой надежды. Возможно, худшие испытания позади.

— Я считаю, мы должны идти с ними, — говорит Тимофей Осипович. — Если попробуют что-нибудь выкинуть, мы их убьем.

Овчинников издает жестокий смешок.

Я заливаюсь краской. Я все еще не привыкла к тому, что они нас не понимают.

Мы не останавливаемся до полудня, пока всех не охватывает голод. Мы шли через лес и преодолели большое расстояние отчасти потому, что колюжи знали, куда идти, а отчасти потому, что их темп был быстрее, чем мы привыкли. Колюжка Клара — так я называю ее про себя — сидит у огня рядом со мной и Марией. Она открыто разглядывает нас, почти неприличным образом, но вряд ли пытается этим оскорбить. Не представляю, что она думает о нас, таких грязных, в запачканной одежде, с нечесаными волосами. Она думает, мы всегда такие? Надеюсь, что нет.

Похоже, ей особенно любопытен Джон Уильямс. Ни у кого больше нет такой бледной кожи, веснушек и лохматой рыжей шевелюры. Она не сводит с него глаз, словно никогда не видела рыжих. Джон Уильямс хмурится и отводит взгляд. То и дело поглядывает, чтобы проверить, по-прежнему ли она смотрит на него, и в большинстве случаев оказывается, что да.

Она наблюдает и за тем, как Мария готовит. Ее глаза широко распахиваются, когда та ставит котелки с водой на горячие угли. Почувствовав запах готовящейся рыбы, колюжка Клара резко переводит взгляд с Джона Уильямса обратно на котелки.

Когда уха готова, Мария разливает ее по плошкам.

— Передайте ей, — говорит она, кивая на колюжку Клару. Я обхватываю плошку обеими руками и протягиваю колюжке. Она берет, смотрит на нее, потом на меня. Она что, не понимает?

— Вакаш, — говорю я, повторяя слово, которое Тимофей Осипович всегда говорил колюжам и которое находило у них положительный отклик.

Колюжка Клара вздрагивает. Уха проливается. Ее глаза широко распахиваются, затем в уголках появляются морщинки. У нее вырывается хохот. Она что-то говорит мужчинам, тем тоже становится смешно. Я краснею и отворачиваюсь. Понятия не имею, что я такого смешного сказала.

Она пробует уху и морщится. Снова что-то говорит мужчинам, и те смеются, но все равно они все съедают. Тимофей Осипович разговаривает с мужчинами и переводит разговор мужу. Пока что зима была мягкой. Они поймали много рыбы летом. Европейские корабли приходили и раньше, но не слишком часто. Хотя разговор продвигается медленно из-за того, что приходится переводить для обеих сторон, мужчины, кажется, довольны общением друг с другом, и я все более убеждаюсь, что довериться им было правильным решением.

Закончив с едой, мы снова пускаемся в путь. Колюжка Клара оставляет нас с Марией и присоединяется к своим людям, идущим в нашей длинной шеренге. Находясь позади нее, я могу наблюдать за ней и при этом не казаться невежливой. Корзина крепится к ее голове, поэтому руки и плечи свободны. Она размахивает ими на ходу и, когда надо, отодвигает ветки в сторону. Ее походка такая легкая и быстрая, что кажется, будто она идет вприпрыжку. Она не спотыкается о камни и древесные корни.

Под вечер вдалеке показывается прогалина. Когда мы приближаемся, я вижу, что на самом деле это широкое устье реки. Вода с плеском катит волны по каменистому руслу и недалеко от того места, где мы стоим, справа от нас, впадает в море. Я не знала, что мы так близко к океану. На другой стороне реки стоят пять больших деревянных строений. Они кажутся пустыми.

— Где все? — спрашивает Николай Исаакович.

— Я спрошу, — отвечает Тимофей Осипович. Он говорит с колюжами, потом переводит: — Они говорят, что все ушли в другую деревню, но я не понимаю почему. В их словах никакого смысла.

— Так мы можем перебраться на ту сторону? — спрашивает муж.

Я думаю о том, что мы могли бы переночевать в одном из пустых домов. Если никого нет, то с чего бы им возражать?

— Они говорят, слишком глубоко и слишком сильное течение.

— А на лодке? Спросите, есть ли у них лодка.

Тимофей Осипович чуть отворачивает голову. Колюжам не видно скептического выражения у него на лице.

— Для лодки якобы недостаточно глубоко. Сейчас время отлива.

— Слишком глубоко, недостаточно глубоко — пусть уж определятся! — требует муж. Затем вздыхает и спрашивает: — Они достанут лодку, когда будет прилив?

— Они говорят, что да, они обеспечат лодку к следующему приливу, — отвечает Тимофей Осипович, демонстративно возведя глаза и опустив один уголок рта.

Все здесь умеют считать. Все знают, как и я, что следующий прилив придется на самый темный час ночи. А после — не раньше завтрашнего полудня.

Муж постукивает по губам, обдумывая услышанное.

— Мы разобьем лагерь, но не здесь, — наконец говорит он. — Завтра мы переправимся на ту сторону при свете дня, прилив ли, отлив — не важно. Завтра утром мы отправимся дальше, с их помощью или без нее.

Тимофей Осипович что-то говорит, затем мы поворачиваем обратно в лес, оставив наших проводников на берегу. Моя колюжка Клара не смотрит нам вслед: ее лицо обращено к серому морю, к вплетенному в него небу и к светло-желтому шару тускнеющего закатного солнца.

Как и на корабле, Собачников принимает вахту, которая больше никому не по вкусу, и сторожит лагерь до рассвета. Потом будит нас. Как обычно, сыро, но дождя нет. Птицы перекликаются и порхают над головой. Мы съедаем по небольшой порции каши с привкусом рыбы — котелки не мыли со вчерашнего утра — и кусочек сушеного кижуча. После чего возвращаемся на берег реки.

Сегодня нас ожидает совсем другая сцена. Наши проводники испарились, а в покинутом селении полно мужчин. Их по меньшей мере двадцать, но не больше тридцати. Все вооружены — я вижу копья, кинжалы, луки и стрелы, — но не поднимают оружия.

— Что происходит? — спрашивает муж. — Я думал, они помогут нам переправиться через реку.

— Так они сказали, — отвечает Тимофей Осипович и пожимает плечами.

Наша команда растягивается по заросшему травой берегу реки, узкая полоска воды разделяет сцену и зрителей, словно в огромном театре. Но кто здесь актеры? Кто оплачивает спектакль? Если бы только на одной из сторон кто-то шевельнулся, я бы, возможно, поняла.

Где те люди, что помогали нам вчера? На той стороне нет женщин. Колюжка Клара пропала. Я не могу