Два месяца в лесах - Джозеф Ноульс Страница 26

Так я ему и не ответил на этот вопрос.

Глава XII. Ещё один эпизод

Я часто думаю, что, когда человеку очень тяжело, он склонен вспоминать свои прошлые годы и останавливаться на каких-нибудь особенно тяжких испытаниях, некогда пережитых им. И сравнение настоящего с прошлым доставляет ему своего рода горькое утешение.

Вы часто можете услышать: «Если я мог пережить всё, что тогда было со мной, очевидно я в состоянии перенести мои страдания и теперь».

Сравнения подобного рода не раз приходили мне в голову в бытность мою в лесу, когда душевные страдания грозили изгнать меня из моего одиночества до срока.

Одно из воспоминаний, давших мне повод для сравнения, относилось ко времени моей жизни на севере штата Мэйн несколько лет тому назад. Тогда я тоже был страшно одинок. Вспоминая то время, я приходил к выводу, что моё настоящее положение не так уж плохо.

Я говорил себе: «Если мне удалось пережить ту страшную ночь, мне без сомнения удастся преодолеть свои нынешние душевные муки!».

18 лет тому назад я жил в одном из посёлков Северного Мэйна. Однажды утром мне предложили приготовиться к шестидесятимильному путешествию в санях, причём моим попечениям вверяли молодую женщину.

Дело происходило в конце января; снег глубиною от шести до восьми футов покрывал землю. В упомянутое утро шёл снег, но сравнительно легкий, и в воздухе было необычно тепло. Когда мы проехали миль двадцать, снег сменился дождём. Лошадь стала вязнуть. Она и шагу не могла ступить без того, чтобы не погрузиться в мокрый снег. Двигаясь крайне медленно, мы ухитрились проехать ещё пять миль. Дорога становилась всё хуже. Лошадь ещё кое-как могла двигаться по тропинке, для пешеходов. Вскоре мы въехали в ложбину, где над нашими головами свешивались выступы скал. Налево была река, которая после недавнего снега и дождя затопила берег и подмывала глубокие снега. Лёд всюду растрескался на многочисленные глыбы и льдины, готовые двинуться в любую минуту.

Я остановил лошадь, чтобы дать ей хоть немного отдохнуть. Время быстро летело: было уже около четырёх часов дня.

Продолжение дороги казалось нам не хуже, чем начало её; мы и не подозревали, что под верхним слоем снега была вода. Мы двинулись вперёд, и там, где наша дорога, понижаясь, подходила к самой реке, верхний слой снега не выдержал, и лошадь вместе с санями провалилась в воду.

Вода доходила нам до пояса и была чертовски холодна. Вокруг расстилались дикие места. Над нашими головами свисали со скал ледяные глыбы — от 75-ти до юо футов длины. Легко себе представить, что произошло бы, если бы одна из них случайно обрушилась на наши головы.

Я снял с себя меховую куртку, взвалил к себе на спину молодую девушку и стал карабкаться вместе с нею на скат.

Мы несколько раз скатились вниз прежде, чем достигли твёрдой почвы. Я разостлал полость, которую захватил из саней, на снегу и положил на неё молодую девушку. Оба мы промокли насквозь.

Дождь прекратился; начинало холодеть. Я взглянул на оставленную нами лошадь, и увидел, что она выбивается из сил, стремясь выбраться на твёрдую почву. Я заметил, что она не подвигалась в своей цели ни на дюйм. Я спустился по склону и, перерезав упряжь, попытался провести её по топкому снегу. Чем больше я старался, тем глубже лошадь увязала. Порой она боролась до изнеможения, и затем останавливалась, чтобы передохнуть. В этой борьбе были сломаны наши сани.

Ноги уже окоченели у меня, а я всё ещё метался вверх и вниз, желая помочь лошади.

Стало темно, и вскоре показалась луна. Подул ветер. Вода, которая успела залить снег в том месте, где я возился с лошадью, стала затягиваться тонким ледком.

Как бы нарочно для того, чтобы ухудшить наше и без того трудное положение, лёд на реке пришёл в движение. Мне приходилось ежеминутно отталкивать в сторону льдину за льдиной, чтобы они не сломали лошади ноги. Вода поднялась ещё выше. Много раз во время напора льда я должен был держать лошадь высоко под уздцы, чтобы она не упала. Неожиданно я услышал крик молодой девушки. Полуокоченевший от холода, я ринулся к ней. Заметив издали, что она находится в движении — и следовательно, ещё не замерзает, я поспешил вернуться к лошади.

Если бы лошадь могла пройти каких-нибудь двадцать футов, она была бы спасена. Я начал разгребать снег и лёд, расчищая ей дорогу, и работал до полной потери сил. Много раз я принуждён был виснуть на шее лошади, чтобы удержаться от падения.

Силясь сдвинуться с места, лошадь била меня подковами и царапала металлическими шипами, которые приделываются к подковам, чтобы не дать лошади скользить. Шрамы от этих страшных ссадин и царапин остались у меня по сей день. Я был весь в крови, и единственно, что я мог делать, это повисать на шее лошади и таким образом отдыхать от ударов.

Ещё раз я услышал крик девушки и направился к ней. Её положение было на этот раз серьёзнее. Она уже не могла стоять на ногах и вся окоченела. Я принялся тормошить и даже колотить её. Я тёр её ноги снегом, а затем снова выбивал на ней дробь. Порой она начинала кричать от боли. Попеременно растирая и колотя её, я не давал ей замёрзнуть.

В конце концов, я положил её на полость и стал обдумывать, что нам делать. Ближайшее жилище находилось в четырёх милях. Я знал, что мог бы добраться до него сам, но к тому времени, когда я успел бы вернуться обратно, девушка могла быть мёртвой, а также и лошадь. Нести девушку я не мог. У меня бы не хватило сил даже на то, чтобы волочить её. Я стоял на месте, глядя то на девушку, то на лошадь, то на луну. У меня в кармане был револьвер, и я начал подумывать, не прекратить ли мне страдания лошади, а затем попытаться спасти себя и девушку. Но я рассудил, что единственным путём к спасению нас обоих могло быть только спасение лошади. Я снова отправился на помощь несчастной лошади.

К этому времени вокруг животного образовалась сплошная кора льда, и мне пришлось приложить значительные усилия для того, чтобы сломать её. Лошадь была обессилена, но продолжала бороться, и с моей помощью немного сдвинулась с места. Но моя помощь животному стоила мне последних сил. Я готов был отказаться от дальнейших попыток.

Чувствуя, что я не в