Два месяца в лесах - Джозеф Ноульс Страница 21

Медведь ещё изворотливее оленя.

За два месяца в лесу я видел семь или восемь медведей. Страна Северного Мэйна кишит ими.

После зимней спячки медведь выходит из берлоги голодный и отощавший — и тотчас же отправляется на поиски пищи. В это время он готов сожрать всё, что не попадётся.

Голодный медведь спускается к прудам и отмелям рек и там ловит форель. Когда поспевают ягоды, он отправляется на места лесных пожарищ. Он так прожорлив, что не отойдет от ягодного куста, пока не потеряет способность двигаться. Покидает он ягодные места только тогда, когда сорвана последняя ягодка. С наступлением осенних холодов медведи переходят на орехи и жёлуди, ради которых они углубляются в лесные чащи.

Они — настоящие мусорщики северных лесов, ибо пожирают всё, что ни попадётся им на пути. Падаль их любимое лакомство.

Порой они загрызают друг друга или пожирают своих собственных детёнышей.

Вот вам одна правдивая история, случившаяся в лесах Северного Мэйна.

Некий проводник-индеец, которого я знал многие годы, вёл партию выдающихся Нью-Йоркских спортсменов через леса. Между прочим, они вздумали расставить несколько капканов на медведей. Проверяя капканы на следующий день, они увидели, что один исчез. Проводник-индеец, — который, кстати сказать, был специалистом в охоте на медведя, — исследовал местность и сделал интересное открытие. Среди следов медведя, попавшего в капкан, он различил какие-то следы. Внимательное изучение их обнаружило, что они принадлежали какому-то другому медведю, и что у этого медведя всего только три ноги. Продолжая своё исследование, индеец разглядел на земле отпечаток короткого обрубка четвёртой ноги. Он объяснил спортсменам, что этот трёхногий медведь отправился в погоню за своим несчастным товарищем, попавшим в капкан.

При этом проводник советовал городским охотникам спешить, если только они хотят иметь медведя; иначе они рискуют не получить ни одного.

Спортсмены расхохотались, но серьёзность проводника заставила их поторопиться.

Через час, быстро двигаясь по следам, они пришли к высокой сосне, под которой нашли капкан и в нём полусьеденное туловище медведя.

Спортсмены остановились поражённые.

Но индеец по немногим, ему одному известным, подробностям нарисовал картину смертельной битвы, которая произошла на этом месте. Он объяснил своим спутникам, как это было. Пойманный медведь пришёл к этой сосне, волоча за собой тяжёлое бревно и капкан, преследуемый по пятам трёхногим медведем.

Индеец мог поклясться в том, что несчастный медведь, желая отделаться от своего мучителя, взобрался на дерево. Карабкаясь, он тащил за собой капкан и десятифутовое бревно. Сломанные на верху ветви показывали, что трёхногий мучитель последовала за своей жертвой до самой верхушки дерева, где на расстоянии целых тридцати футов от земли произошла страшная битва. В результате оба медведя грохнулись на землю. Там снова завязался бой, в котором меньший из медведей, волочивший бревно, был в конце концов убит.

После битвы трехногий медведь содрал со своего врага шкуру и на половину сожрал его труп.

Самое замечательное во всей этой истории было то, что пленённый медведь, который сам по себе весил немного больше семидесяти пяти фунтов, протащил тяжёлое бревно, с врезавшимся в его ногу капканом, далеко по лесу, а затем вверх по стволу дерева.

Рассказав о жадности медведя, я хочу остановиться на одном из своих собственных наблюдений над лесными обитателями.

Речь идет о канадской сойке (Лось-птица).

В период моего лесного одиночества эти птицы сильно надоедали мне. Появились они вскоре после того, как я убил медведя. Парочка их прилетела к моему шалашу и стала осыпать меня бранью с ветвей ближайшего дерева. Я не мог положить перед собой куска мяса, без того, чтобы они не ринулись вниз и не сцапали его. Если бы я не был на стороже, они бы вырывали пищу из моих рук.

Затем прилетело ещё две, ещё и ещё.

И скоро десять птиц напряжённо следили за моими движениями. Сначала я давал им объедки и крошки, остававшиеся от моей еды, но потом перестал это делать, ибо иначе они замучили бы меня до смерти. Я с трудом отделался от них.

Дни быстро проходили. Не опасаясь больше людского нашествия, я вернулся в область Потерянного Пруда. Со времени моего ухода оттуда я жил где попало, в лесу, ночуя под открытым небом или в примитивных шалашах, построенных наскоро. Мои наколенники из кедровой коры давно износились. Днём я скитался совершенно голый. Мне не нужно было в это время никакой обуви, так как кожа на моих ногах стала едва ли не жестче и грубее воловьей.

Вернувшись к моему старому шалашу, я убедился, что запасы пищи в нём крайне скудны. Я принуждён был снова отправиться на добычу.

Я поймал несколько форелей, загнав их из ручья в мой искусственный пруд. Сентябрь подходил к концу, но медведи ещё не успели съесть все ягоды на пожарищах. Ягод ещё было довольно много. Скоро у меня опять был достаточный запас пищи, и мне не грозил голод.

У меня было желание осуществить какое-нибудь поистине великое предприятие до конца своего срока. Таким грандиозным предприятием казалась мне картина в красках, написанная в лесной глуши. Каким образом я осуществил этот замысел, я расскажу в одной из следующих глав.

Новая идея глубоко захватила меня. Я начал изобретать всевозможные способы изготовления красок, кистей и даже бумаги из материалов, которые были в моём распоряжении в лесу.

В своём энтузиазме я совершенно забывал о еде. Образы далёкого мира стали меньше тревожить меня, так как все мои мысли были поглощены новой затеей.

В конце концов я заметил, что перестал следить за собой.

Я вернулся к заботам о борьбе за существование и предоставил событиям идти своим чередом. Изредка я писал послания друзьям или рисовал обугленными палочками на клочках бересты.

По меньшей мере раз в неделю — независимо от того, где я находился — я совершал прогулки к своему «почтовому ящику». Однажды я снёс туда пару туфель, сплетённых из коры кедра. Меня интересовало, что скажут о них люди.

Утром я редко знал, где буду к вечеру. В одну из ночей я оказывался у Большого Спенсера, в другую — на склоне Медвежьей Горы, где у меня был прекрасный шалаш; изредка я возвращался к своему шалашу у Потерянного Пруда.

Вынужденный голодом, я застрелил двух белок из лука.

Я зажарил мясо, и оно показалось мне вкусным и сытным.

Часто мне попадались кролики, но я не делал никакой попытки подстрелить их или поймать в западню. Я не нуждался в них. Но