Фортуна Флетчера - Джон Дрейк Страница 41

— Именно так, — ответил капитан, — и ветер тоже стихает.

Теперь он дул ровно. Свирепо, но уже без порывов, как раньше, и не было сомнений, что «Фиандра» идет по волнам так, как и задумали ее строители. На какое-то время мы были спасены. По крайней мере, мы так думали.

Ибо вскоре наступил рассвет, и утренний свет явил нам самое ужасное, что может увидеть моряк. Мы обнаружили, что нас несло с огромной скоростью, и мы оказались гораздо, гораздо ближе к Франции, чем думали наши офицеры. Они полагали, что мы все еще в открытом море, где есть простор для маневра. Но это было не так. Ночью Франция протянула свои руки, чтобы поймать нас, и длинная черная полоса утесов была отчетливо видна с квартердека. Они окружали нас в огромной бухте, и по мере того, как рассветало, мы могли видеть белые волны, бьющиеся о скалы у подножия утесов. Я посмотрел на других моряков у штурвала и увидел ужас в их глазах.

Вы, выросшие в век пароходов с железными корпусами, не можете себе представить ужаса того момента. В наши дни, окажись корабль в бухте у подветренного берега, он даст полный ход, и поворот штурвала выведет его в море, весело дымя трубами (а капитан, скорее всего, будет пить херес с пассажирами). Он может идти прямо против ветра, если захочет.

Что ж, под парусом так было нельзя. Капитан Боллингтон немедленно приказал положить руль на борт и попытался вывести корабль в море в крутой бейдевинд. Но это было бесполезно. Он никогда бы не обогнул северный мыс бухты, и капитан, лейтенант Уильямс и мистер Голдинг, штурман, срочно совещались, сгорбившись против ветра и брызг, перекрикивая друг друга.

— Я говорю, мы должны сделать поворот фордевинд, — сказал мистер Голдинг. — Если мы попытаемся сделать поворот оверштаг на таких волнах, ее наветренный борт уйдет под воду. Она никогда не пройдет через ветер, и нас бросит в левентик и выбросит на берег.

— Нет! — сказал лейтенант Уильямс. — Это не годится. У нас нет места для маневра. Еще кабельтов под ветер — и мы погибли. Мы должны сделать поворот оверштаг!

— Я согласен с вами обоими, — сказал капитан. — Мы не можем сделать поворот фордевинд, и я сомневаюсь, что мы сможем сделать поворот оверштаг. Созвать всю команду, приготовить якорь у подветренного кат-бакена и завести шпринг с кормового пушечного порта. Я попытаюсь сделать поворот оверштаг, и если это не удастся, я поставлю корабль на якорь с заносом кормы.

Лейтенант Уильямс и мистер Голдинг на секунду замешкались и переглянулись.

— Вы поставите на якорь с заносом кормы, сэр? — спросил Голдинг, и на его лице был виден страх.

— Если у вас нет лучшего предложения! — отрезал капитан, и Голдинг облизнул губы.

— Так точно, сэр, — сказал он, и на корабле в мгновение ока закипела яростная деятельность. Вся команда была брошена на работу, каждый матрос и юнга, от кока до сицилийских музыкантов, чтобы совершить тот отчаянный морской подвиг, на который собирался пойти капитан. В конце концов, не было смысла кого-то жалеть. Если бы это не было сделано совершенно безупречно, мы бы все вместе утонули.

Итак, двести пятьдесят человек метались в тесных пределах скрипящего, качающегося фрегата, поглощенные непосильной задачей и в непосредственном страхе за свою жизнь. Мы вытащили огромный, неуклюжий якорный канат и разложили его на палубе. Мы закрепили его за рым нашего лучшего станового якоря у подветренного кат-бакена, и боцман с помощниками стояли наготове, чтобы отдать якорь по первому же знаку. Мы завели перлинь с шпиля через кормовой пушечный порт подветренного борта и вперед, чтобы закрепить его за тот же якорный рым. А я стоял у пушечного порта номер шестнадцать с топором, чтобы по команде перерубить перлинь.

Когда все было готово, капитан Боллингтон приказал положить руль на борт и попытался привести корабль носом к ветру. Но море не позволило. Носовые паруса легли в левентик, корабль ужасно зашатался, и ветер с водой с ревом обрушились на наветренный борт; не просто брызги, а зеленые валы прокатились по баку.

— Отдать! — крикнул капитан, и боцман выбил зажим, державший якорь. Канат взвился, как живой, и, дымясь, устремился за борт, а матросы отскакивали в стороны. Одно прикосновение бегущего каната сдерет кожу до костей или утащит за якорем на дно. «Фиандра» глубоко накренилась, когда якорь вцепился в дно, и канат потянул ее за нос, и ее движение полностью изменилось, когда она пошла по ветру, разворачиваясь на якоре. Это был момент, когда решалось, жить нам или умереть.

Перлинь был короче каната и должен был выполнить всю цель маневра, а именно — развернуть подветренную корму «Фиандры» к ветру, чтобы корабль лег на новый галс и смог свободно выйти из бухты.

Порт номер шестнадцать, где я ждал с топором, находился под квартердеком, так что я не видел, что там творят ветер, канат и перлинь, но, Боже, я чувствовал, как корабль движется подо мной! И я видел встревоженные лица тех, кто был рядом и понимал значение этих движений гораздо лучше меня. Затем сами волокна перлиня заскрипели и натянулись, когда на них легла колоссальная нагрузка. Если бы он сейчас лопнул, мы бы погибли. На мгновение корабль завис на вершине треугольника из каната и перлиня. Все дрожало, как тетива лука.

Затем: «Отдать канат!» — крикнул капитан с квартердека, и нос «Фиандры» рванулся под ветер, когда команда боцмана сделала свое дело, и тяга якоря исчезла. Секундная задержка, и: «Рубить!» — крикнул капитан.

«Рубить!» — сказал я и взмахнул топором. Но мое правое плечо все еще болело, и первый удар пришелся мимо. Я выдернул лезвие из палубы и попробовал снова. Хлоп! Перлинь исчез, и «Фиандра» накренилась под ветром и пошла по кругу, по кругу, по кругу, пока реи разворачивались, чтобы наполнить паруса на новом галсе.

Затем мы затаили дыхание, когда она набрала ход и понеслась к открытому морю с такой скоростью, что малейшее касание скал разнесло бы ее в щепки. Наконец она промчалась мимо бурунов, имея в запасе не более нескольких ярдов, и вырвалась на свободу. Я тогда не знал, на какой отчаянный шаг пошел капитан и какой великолепный морской подвиг он совершил. Лишь в последующие годы это по-настоящему до меня дошло, по той тишине, что воцарялась среди моряков, когда я рассказывал эту