Фортуна Флетчера - Джон Дрейк Страница 35

— Флетчер! — сказал он, увидев меня. — А ну, подходи, сынок!

И его дружки рассмеялись и зааплодировали. Особенно Баркер. Затем Сэмми уже стаскивал с меня куртку и рубашку и что-то бормотал. Я видел его лицо, встревоженное и серьезное, пытающееся дать совет, но ничего из этого не проникало сквозь охвативший меня страх, и вскоре боцман уже подводил меня и Мейсона к «черте», начерченной мелом на палубе. Бой закончится, когда один из бойцов не сможет встать и подойти к черте. Других правил не было.

— Начинайте! — сказал боцман и отошел в сторону.

Море лиц окружало нас. Люди были со всех сторон и на такелаже, нетерпеливые и глазеющие с восторгом. Собачьи бои и тому подобное — это весело, но нет ничего более приятного человеческому духу, чем наблюдать, как двое мужчин разбивают друг другу лица в лепешку, когда нет предела разрешенному ущербу, и когда ни один из них — не ты сам. Я встал, как велел Сэмми, и поднял кулаки, но чувствовал себя как смерть в холодное понедельничное утро.

Мейсон подскочил и нанес удар правым кулаком. Я инстинктивно поймал его на левую руку. Он ухмыльнулся и сделал то же самое снова. Я поймал и этот. В конце концов, это было не так уж и плохо. Возможно, я был лучше, чем боялся. Затем он сделал это в третий раз, и я двинулся, чтобы перехватить удар, как он и рассчитывал… ВЖИХ-БАХ! И что-то с тошнотворной силой приземлилось мне на нос. Я даже не видел удара.

Хлынула кровь, и палуба закружилась. Мейсон смеялся, и его дружки смеялись над простой, дурацкой уловкой, на которую он меня поймал, и он снова пошел в атаку. Он нанес серию ударов, чтобы отвлечь мое внимание, затем пнул в колено так, что вся нога онемела от боли, проскользнул под мою защиту, чтобы схватить меня за талию, и бросил через бедро на спину. Когда я с трудом поднялся, он сильно ударил меня в почки, и боль от этого удара снова свалила меня. Затем он отскочил, чтобы дать мне подняться, и повел меня, неуклюжего, за собой, как загарпуненного кита, чтобы устроить для компании показательное выступление своего мастерства. Удар! Удар! Удар! По моему раненому носу, расслабленно, легко и без усилий. Каждый удар был мукой, но месяцы в море сделали меня крепким, и прошло немало времени, прежде чем я снова упал. Вернее, на этот раз мне показалось, что это я стою на месте, а палуба с грохотом поднимается мне навстречу. Я думал, что это конец, но на меня вылили ведро холодной морской воды, и мои товарищи подняли меня, задыхающегося и отфыркивающегося, на ноги. Шок прояснил мою голову, и я увидел, что Сэмми Боун хлопает меня по лицу, чтобы привести в чувство. Он был в ярости, и я понял, что он на меня кричит.

— Ты даже не попытался ударить этого ублюдка! Кто ты вообще такой? Что ты за человек? Опусти голову и иди на него! Посмотри, какой ты здоровый, чертяка! И если ты не будешь драться, то можешь не возвращаться в наш кубрик, потому что ты нам не нужен! — Он дал мне пощечину, от которой у меня зазвенело в ушах. — Ты меня слышишь? — крикнул он и впился мне в глаза. Я кивнул. — Тогда иди и ударь его! — крикнул Сэмми. — УДАРЬ ЕГО!

Он толкнул меня вперед, и там стоял Мейсон, улыбаясь и горя желанием продолжить. Христос, как же я ненавидел этого человека! Он победил меня честно и справедливо. Но этого было недостаточно; он хотел большего, он хотел причинить настоящую боль. И вот он стоял, наслаждаясь удовольствием от этого, мерзавец. Проблема была в том, что, несмотря на мою огромную силу, я его боялся. И разве он этого не знал! Я не бил его, потому что надеялся, что он оставит меня в покое, если я его не разозлю. Но он не собирался оставлять меня в покое. Я это видел. Так что же мне было делать? Это был еще один поворотный момент в моей жизни, такой же важный, как тот момент на носу «Булфрога». Ужас опасно близок к ярости, и я с одинаковой легкостью мог оказаться по любую сторону этой черты.

Но я вспомнил слова Сэмми, и они пробудили во мне то, о чем я и не подозревал. Страх исчез, и на смену ему пришла безумная ярость. Я ринулся на Мейсона, дико размахивая кулаками. Он был чертовски хорошим боксером и пару раз крепко мне врезал. Но я был в ярости берсерка, и меня было не остановить, и он ощутил на себе всю тяжесть моих шестнадцати стоунов. Грубой силой я проломил его защиту и как следует всадил ему под ребра.

Удар отдался по всей руке, а из него, словно из мехов, вышибло дух. Ноги его подкосились, он пошатнулся, задыхаясь, с полузакрытыми глазами. Он не соображал, какой сегодня день, и был совершенно открыт для удара. И тут же я со всей мочи врезал ему правым кулаком прямо в переносицу. Хрясь! Звук был такой, будто ядро угодило в корову. Он рухнул, и его голова с таким стуком ударилась о палубу, что капитан, должно быть, услышал это в своей каюте.

Триумф и восторг! Боцман Шоу щелкнул пальцами перед носом у сержанта Арнольда, матросы взревели, а все усилия дружков Мейсона не смогли привести его в чувство. Сэмми потом говорил, что единственное, что омрачало этот чудесный миг, — это страх, что я, возможно, и впрямь убил ублюдка.

Потом меня с триумфом водили по всему кораблю, огромные суммы переходили из рук в руки, а мои товарищи по кубрику (поставившие на меня свой грог) собрали столько выпивки, что в ней можно было бы утопить весь фрегат.

Мейсон довольно скоро оправился и с тех пор ненавидел меня как чуму. Он не забыл и не простил, и ни в коем случае не собирался оставлять меня в покое. Но теперь он знал, что в кулачном бою у него появился хозяин, и больше не лез на рожон. Время от времени я видел, как он со своими дружками сверлит меня взглядом и что-то бормочет, словно выжидая удобного случая. Но дальше этого дело не шло, и я его больше не боялся, ибо этот бой изменил меня. Он изменил весь