Шнуроукладчики - Валерий Петрович Екимов Страница 6

…Здесь, в этой акватории у Феликса каждый мыс, маяк, буй, – да что там буй! – каждый знак, веха, огонёк знакомы. Они для него живые. Не одну беседу мысленно вел он с ними здесь, находясь в дежурствах, брандвахтах и прочих боевых и учебных походах.

На этом, кстати, дальнем полигоне они вместе с комдивом это весной, кажется, в апреле – только лёд сошёл! – тонули, получив длинную рваную пробоину ниже ватерлинии в районе дизельного отсека «Антилопы» от аварийного, как оказалось позже, соленоидного трала, только-только полученного со склада береговой базы гавани.

Ох, уж эта «бербаза»! – вечно-то все приключения из-за неё.

Впрочем, та история забавная вышла с приятным продолжением. Феликс даже невольно улыбнулся своим не вовремя подкатившим воспоминаниям. Тогда они не на шутку перепугались с комдивом, обнаружив, как вода реальным всё сметающим на своём пути потоком хлынула в отсек, готовясь вот-вот затопить работающие дизеля и обесточить корабль. К месту течи, как ни старались боцман и моторист, изнутри оказалось не подобраться, устранить пробоину было невозможно, а до Минной гавани далеко – не миновать беды! Хорошо, что на рейде оказался полнейший штиль, как на озере летом, да опытнейший комдив, сообразил дать команду вывесить тяжёлый двухсоткилограммовый акустический трал, прозванный моряками «свиньёй» за характерные округлые формы, на кран-балке за борт для создания устойчивого крена на противоположный с пробоиной борт. Благодаря такому нехитрому сооружению рваная рана «Антилопы» оказалась выше воды. Так они мало-помалу и дошли в течение суток, наклонившись на левый борт, до Минной гавани под уважительными взглядами встречных командиров кораблей, оценивших их смекалку. А Бербазе в итоге пришлось долго оправдываться, за выданный неисправный инвентарь, и срочно организовывать внеплановый двухнедельный ремонт обшивки корабля за свой счёт. Зато Феликс в те дни, как нормальный человек, на радость домашним почти каждую ночь был дома.

А вон там, за островом… выход к приемному бую запасной гавани Базы, где осенью прошлого года он почти сутки боролся за живучесть своей «коробки», у которой от ударов волны тот же трал «свинья» сорвался с крепления. Сметая всё на своем пути, она рвала в клочья и надстройку, и вьюшку, и палубу юта, а заодно и моряков, пытавшихся её хоть как-то утихомирить. Лишь самоотверженная и слаженная работа всего экипажа и, прежде всего боцмана, спасла их тогда, казалось бы, от неминуемого…

– Вы что-то сказали?.. – буравит серыми, привычно горящими в экстренной ситуации глазами, Стариков мичмана, оказавшегося вдруг рядом с ним.

…В курсантские годы, как-то, задержавшись на вечерней курсантской дискотеке, поздно, под самый конец увольнительной, около нулей он, провожая свою Малышку домой, наткнулся на группу изрядно подвыпивших парней у школы во дворе её дома. Те, бравируя друг перед другом, имели неосторожность отпустить несколько сальных шуток в их адрес. Тогда Феликс, промолчав в ответ и не ускоряя шага, довёл свою спутницу до подъезда.

– У тебя глаза светятся, – шепнула она ему в ухо, прощаясь, – как у кошки.

Он, кажется, что-то весело и непринужденно сказал ей в ответ, но лишь только тяжелая дверь подъезда ухнула за ней на весь двор, возвестив о завершении свидания, решительно направился в самую гущу шутников…

– Товарищ командир, сегодня ставить шнур… ни в коем случае нельзя, – одними губами выдыхает Тихомиров, – в таких условиях нам даже в полном составе его обратно на поверхность не поднять.

– Я знаю, – улыбается Феликс, погасив недобрый огонек узких на ордынский манер упрямых глаз.

– Потеряем шнур, за всю жизнь не расплатимся.

– Я знаю, – упрямо, всё также улыбаясь, сдержано повторяет он в ответ.

…И каково ж было удивление той весёлой компании у школы, неожиданно обнаружившей быстрой поступью приближающего к ним разъярённого «льва» с пылающими от гнева глазами. Кто-то от неожиданности вскрикнул, кто-то молча рванул с места в галоп, а кто-то, было, попытался что-то сказать ему навстречу, но по мере его молчаливого безапелляционного наступления монотонной давящей поступью все бросились наутёк!.. Та ещё была картина, когда полдюжины смельчаков несутся прочь от одного весьма небогатырского телосложения, но по-настоящему разъяренного, курсанта.

Позже, в таком состоянии – с горящими глазами! – ему ни один раз удавалось разрешить свалившие на голову непреодолимые неприятности, хотя, справедливости ради надо отметить, что и дров, при том было наломано им немало. Всё-таки бунт – в отличие от мнения великолепного Гийом Мюссо в романе «Возвращаюсь за тобой», который Феликс прочтёт много позже, – это не вся Жизнь, это всего лишь кротчайший, но уж точно не единственный, а главное верный, Путь из точки кажущейся безысходности в точку спасительной правды. Но кто сказал, что наше понимание безысходности и/или правды – это и есть подлинная Истина?!.. Всегда нужно помнить, что «каждому своё» и, что мы – не боги, на каждого из нас есть «свой промысел». Впрочем, это понимание возможно к нему придёт много позже. А пока…

– Сигнальщика с анемометром на мостик! – прерывает стенания командира ШУ-224 «старлей»

– Есть, сигнальщика с анемометром наверх, – сердится Тихомиров, неохотно отправившись обратно в рубку исполнять полученный приказ.

Да и как тут не сердится – чего тут мерить-то? – и так всё ясно: ветер для постановки учебного шнурового заряда, а главное, его последующей выборки недопустимый по всем правилам его установки, к тому ж нужных для этого специалистов-минеров ни у него, ни на ШУ-243 на борту нет ни одного.

– Рубка, Мостику, – спустя минуту после доклада сигнальщика, пропустив очередной навал волны, гремит Стариков в динамике громкоговорящей связи корабля.

– Есть, Рубка, – отзывается командир.

– Внести в вахтенном журнал, – чеканит слова дивизионный. – Время… четырнадцать ноль-ноль, соединение шнуроукладчиков… в точке начала учений… в составе трех кораблей… в строю фронта… влево.

– Есть.

– Скорость ветра… шестнадцать, порывы… до двадцати метров в секунду!

– Есть, шестнадцать! Есть до…

– Внимание всего личного состава корабля, – не дав закончить доклад, гремит командир временного соединения шнуроукладчиков, – на верхнюю палубу… выход… категорически запрещаю! Командирам боевых постов в отсеках осмотреться, о результате осмотра… доложить.

– Мостик, Рубка, – приняв доклады с боевых постов об осмотре в отсеках и понимании полученной команды, докладывает обескураженный – без выхода на верхнюю палубу трал не поставишь! – голос мичмана, – запись в вахтенный журнал произвел.

– Есть, Рубка, – удовлетворённо рубит Стариков и тут же выходит в эфир на волне дивизиона. – Внимание «Сталь-241» и «Сталь-253», я – «Прыжок-3», выход… на верхнюю палубу… в соответствии с правилами управления и живучести кораблем… всему личному составу… по погодным условиям…

– Феликс, ты что заду… – высовывается из рубки мокрая обескураженная голова