История улиц Москвы. От Неглинной до Басманной - Никита Денисович Здоровенин Страница 30

дома не всегда хотел далеко ходить по «опасным» московским улицам – а вдруг его взор, подобно взору принца Сиддхартхи Гаутамы, скользнет по нелицеприятному лубку московской бедности. Для тех, кто не любил далеко ходить, существовать можно было в рамках этого арбатского замка. Прямо в доме был один из лучших в городе детских садов и гимназия с особым, иностранным акцентом – здесь усердно преподавали иностранные языки. Засидевшись на классе французского, ученицы шли практиковать па и плие на уроки танцев, в которых над их неуемной энергией предводительствовала балерина Большого театра. В то время как на фасаде похихикивали рыцари, белочки, драконы и дама с собачкой. Дохихикались. В 1917 году дом национализировали. Но не лишили лифтов со скамейками и назначения. Здесь продолжали жить люди, но теперь – в тесноте, да не в обиде. Их уплотнили. Некогда эталонный контингент разбавился новым эталоном: революционерами, героями Гражданской войны, председателями казенных аббревиатур и партийными вождями. Им в тесноте было немножко более обидно, чем остальным, поэтому их зачастую селили в оригинальные неуплотненные квартиры. Рыцари на фасаде краснели, но ничего поделать не могли. Проблема начала решаться путем неестественного отбора.

В 1930-е начались репрессии, население дома редело, снова пополнялось путем экспорта с внеарбатных территорий, а потом снова редело. В 1975 году, когда репрессионная машина подзаглохла, жильцам пришлось потесниться еще разок – в дом въехало на полных парах Министерство культуры. По иронии судьбы оно с легкой министерской руки несколько перестроило здание, уничтожило львиную долю интерьеров, так что львы остались только на фасаде. В 1992 году неожиданно снова сменилась функция дома, и рыцари приютили у себя погорельцев. У Дома актера сгорело здание, и они переехали сюда, под драконье крылышко, за гордые рыцарские груди.

13 ноября 1921 года в уже атеистической Москве произошло чудо. «Чудо святого Антония» – первый спектакль Студенческой драматической студии МХТ на Арбате под руководством ученика Станиславского, Вахтангова. Вопрос «верю/не верю» в то время остро стоял не только на сцене, но и по отношению к театру, к Вахтангову, к будущему. Но спектакль понравился, театр получил право на существование. Вахтангов в качестве руководителя нового театра проработал буквально один сезон.

Уже в феврале 1922 года режиссер провел свою последнюю репетицию, а через 5 дней, без него, на сцене показали премьеру спектакля, выведшего театр на небосклон московской драмы, – «Турандот». Станиславский был в тот день в зале. Он не продержался и половины, он вышел из зала, взял извозчика и помчал к смертельно больному Вахтангову – поздравлять! Станиславский не продержался долго и в гостях у Вахтангова. Он вернулся досматривать спектакль, начало второго акта которого специально задержали в ожидании возвращения маэстро. «Турандот» навела шороху в столице. Стоя аплодировала студенческая молодежь, ликовали рабочие, в восторге кричали расфуфыренные нэпманы. Дело происходило как раз в разгар новой экономической политики, публика жаждала игривых, веселых, оптимистичных спектаклей – думали, что теперь-то заживем! Ходили на вечеринки и танцевали вальс «Турандот», благоухая промо-парфюмом «Принц Калаф». Вот так, кажется, двумя спектаклями, за один год, Вахтангов покорил Москву. Но это лишь вершина айсберга, в глубине под роковой кромкой 1921 года скрываются десятки других спектаклей. Еще одни – «Чайка», «Праздник мира» и «Росмерсхольм». Все эти постановки, отмечали современники, были не похожи друг на друга: как будто Вахтангов в каждой из них пытался переизобрести театр. И в итоге, кажется, у него получились. Арбатское здание после смерти режиссера получило его имя. Здесь ставили пока еще разрешенного Булгакова, Островского и Мериме.

Неожиданным подспорьем в архитектурной эволюции театра стала постановка пьесы «Виринея» в 1926 году – про стеснительную крестьянку, полюбившую солдата-большевика. Постановка понравилась Сталину, а это означало будущее. Театру выделили средства, и его здание наконец было достроено. Но творческая линия была уже четко задана, спектакли пошли как на подбор: про расслоение деревни во время Гражданской войны, про крейсер «Аврора». Случайно затесавшийся в ряды социального реализма «Гамлет» получил такой шквал критики, что в спешке самоликвидировался. От немецкой бомбы вскоре ликвидировалось и здание театра. В июле сорок первого, во время одной из первых бомбардировок Москвы, в театр попала бомба. После войны его пришлось построить заново. Заново выстраивали и репертуар. По сути, лирика и комедия оказались под запретом, и для театра это было сильным ударом – это была основа репертуара. Ставили «Молодую гвардию», антиамериканский памфлет и спектакль о преступных деяниях американских разжигателей войны. Чуть свободнее смеяться в театре вновь разрешили лишь за год до смерти Сталина, снова позволили ставить сатиру. Репертуар легчал и возвращался в своей идее к первоначальному. Сверкающим манифестом этого стала установленная в 1997 году позолоченная скульптура принцессы Турандот как символа спектакля, принесшего театру славу. «Принцессе» однажды отломали руку, с тем чтобы сдать на цветмет, но хотя виновников и не нашли, рука быстро «отросла» заново – и прекрасная принцесса своей легкой улыбкой радует и провоцирует на веселые выходки праздных арбатских прохожих.

Пятницкая

В ЭТОЙ ГЛАВЕ:

• Товарищ Землячка наводит страху на Замоскворечье.

• Москвичи заказывают в кабаке мерзавчик.

• Торговцы очень сильно ленятся, и это остается в названии улицы.

Пятницкая улица – в честь церкви Параскевы Пятницы, покровительницы торговли. Когда-то она была точкой притяжения района, а сейчас на ее месте портал в подземный мир – вестибюль станции метро Новокузнецкая, в постройке которого участвовал Гельфрейх, один из авторов Ленинской библиотеки. Когда-то, во времена, когда церковь еще стояла, даже впервые не упоминалась в связи с очередным московским пожаром, район вокруг Пятницкой был низкостатусным. Люди побогаче предпочитали селиться ближе к Кремлю и, главное, там, где не было ежегодных весенних наводнений и чуть более редких набегов кочевников с юга. Единственным плюсом жития здесь была близость главной дороги, ведущей на юг. При Иване Грозном статус Пятницкой поднялся. Царь разместил здесь стрелецкий приказ (что-то вроде современного МВД), и район стал хотя бы немного безопаснее. Чуть позже Москву окружили земляным валом, и тогда здесь стало селиться все больше людей. Среди них: монетчики (от них остались названия шести Монетчиковских переулков), толмачи – то есть переводчики (три Толмачевских переулка). После Стрелецкого бунта Петр I выселил из района Пятницкой стрельцов, здесь стали селиться купцы и иногда дворяне. Пятницкая стала обретать современные черты. Появились магазины, лавки, трактиры, рестораны, особняки. Чем севернее (ближе к центру) – тем больше. Там торговали исторически, еще во времена небезопасной Пятницкой с набегами и паводками. Это было что-то вроде ленивого продолжения торговли в районе Красной площади. Так местный торг и назвали – Ленивый торжок. Это означало, что торговали здесь, ленясь делать лавки, – прямо с возов.