Собрание сочинений. Том I. Поэтические сборники - Павел Николаевич Шубин Страница 34

И дым головушек в росе,

И запахом жжёного хлеба

Пропахнувший мокрый брезент.

Его отливали водою…

Теперь он лежит предо мной

С приподнятой вверх бородою,

Огромный, плечистый, седой,

Умрёт, как и жил, молчаливо…

В окне, улетающем в сад,

Роняя тяжёлые сливы,

Плывёт августо́вский закат:

Он весь золотой и бескрайный.

И зайчик дрожит на стекле,

Где чёрные рёбра комбайна

Вздымаются в серой золе.

Как звёзды, взлетала мякина,

И через огонь напрямик

Прорвался к тяжёлой машине

Седой, обгорелый старик.

Его ещё вынуть успели —

И рухнула рига…

Седой,

Лежит он на белой постели

С приподнятой вверх бородой…

И взглядом скользит

По зелёным

Деревьям, посаженным им…

И кажется – сам удивлён он

Внезапным бездельем своим…

1936

Дон

Тянулись баржи.

Били волны в кузов.

Шли берега с Задонска на Азов.

Полуторапудовые арбузы

Трещали, сладкой исходя слезой.

С утра качало,

Словно ядра, грузно

Они рвались из трюма наобум

По палубе.

И, как шары по лузам,

По люкам их сгоняли снова в трюм.

И, прорываясь сквозь степные стерни,

Дул ветер каравану поперёк,

Сбивал, рулили, навалясь на стерны,

Плюясь в арбузный красноватый сок.

За восемь дней впервой заночевали.

Над дамбой небо плавало в крови.

И было слышно, как в Нахичевани

Посвистывал спросонок паровик.

Потом затихнул.

Баржи у причала

Бортами тёрлись. Тёплая вода,

Похлопывая в темноте, качала

Степным вином пропахшие суда.

Дон проплывал спокойно мимо всех,

Извечного не прекращая бега,

Он был – как ночь: он всем давал ночлег,

Сам не имея для себя ночлега.

1936

Степь пашут

C потопа привыкли закаты

К тебе, непокорной такой!

Но дикая захолодь мяты,

Бузинная глушь над рекой,

Заросших, вовеки не мятых

Просторов бездумный покой —

Всей тяжестью правой расплаты

Они захлебнулись впервой

За то, что смели азиаты,

За волчью тоску, за разбой

Ушедших в бега, за заплаты,

За голод, за дом их пустой,

За всё, что у жизни не взято,

Что выплакано голытьбой,

Загублено трижды проклятой,

Бездомной бедняцкой судьбой.

Запретная?

– Нету запрета.

Упорная?

– Сдашься, смотри.

Кипящего белого света

Ударили в ночь фонари

По балкам, и чудится: это

Для пира друзей до зари

Полынное терпкое лето

Стоградусным спиртом горит.

Не просто взрывается душный

Назём в лиловатых парах, —

Весь сусличий,

Жирный,

Бездушный

Мирок рассыпается в прах,

Весь жадный и хитрый укладец,

Который окреп и возрос,

Кривыми губами приладясь

К полынному дождику слёз

Солдаток,

Чьё горе повито

Высокой степной лебедой,

Всех ста

Поколений наймитов,

Всю жизнь торговавших бедой.

Но полночь до горизонта

Трясёт перебой тракторов —

Ста борющихся мастодонтов

Глухой торжествующий рёв.

И фосфор костей по отрезкам,

И травы, упавшие ниц,

Уходят с шипеньем и треском

Под страшный напор гусени́ц.

Лишь чёрным фонтаном взлетает

Земля, засыпая резцы,

Тяжёлая, будто литая,

Блестящая, как антрацит,

Лишь степь отступает в бессильи,

Лишь в поймах, над сонной травой,

Трухлявой, курганною пылью

Дымит ветерок заревой.

1937

Кони

Коней седлали за полночь.

В разгон бездомных вёрст

Хватался ветер за́ полу

И падал под откос,

В кусты полынных веников,

И там исподтишка

Зудел в зубцы репейника,

Как в зубья гребешка.

И всё казалось: скорости

Не хватит до конца

Рвущимся сквозь поросли

Поджарым жеребцам,

Что всё равно настигнет жар:

Уже сквозь туч навес

Рассвет кривым

                крылом

                                стрижа

Летел наперерез,

Я помню, правя по стерням,

Сосед сказал тогда:

«Поспеем в пору. Но коня́м

Без отдыху беда».

А после шли со старта мы

Не в качестве гостей.

Рябыми перекатами

Свистела мимо степь;

Во всю земную ширь,

Во весь

Неистовый разгон

Кривым волчком, теряя вес,

Кружился горизонт.

Мы перегнали суховей,

Подняв другой – сильней,

Тот – жаркий – дул в хвосты коней,

А этот – в храп коней!

Свисая набок на седле,

О первенстве грустя,

Хозяева хрипели вслед

Невежливым гостям

И жали нас, и я не вру —

Старались, как могли.

Но к призовому я́вору

Мы первыми пришли.

А под вечер – домой.

Роса

Прибила пыльный шлях.

Донцы несли усы овса

На замшевых губах.

Им переход тройной —

пустяк.

У них по жилам бьёт, свистя,

Кровь огненного качества.

Грянь, боевой приказ!

Червонное казачество

Готово хоть сейчас.

1936

Степная сказка

Не туман стоял высо́ко —

Ветер пух крутил:

По-над дымным лугом сокол

Голубя когтил.

Шелестел в поёмах глухо

Зябкий краснотал;

Веял ветер, белым пухом

Землю заметал.

И когда застыли вязы,

Побелев с утра,

Вместе с кровью пали наземь

Синих два пера.

Не от той ли это крови

На́ сто вёрст вокруг

С полою водою вровень

Таял белый луг?

Не с того ли, расскажите,

Столько вёсен тут

Два огня в траве и жите,

Два цветка цветут:

Там, где кровь упала, птицы,

Прожигая пыль,

Тёмно-красным медуницы

Вышили ковыль;

Дует ветер, клонит низом

Красные цветы,

И в местах, где голубь сизый

С тёмной высоты

Уронил, свистя крылами,

Два пера своих,

Морем ходит синий