И восстанет ветер. Баллады - Даниэль Мусеевич Клугер Страница 10

Сквозь заросли, дни и ночи, под солнцем и под дождем.

В молчании, стиснув зубы, изранив босые ноги,

Упрямо они шагали за странным своим вождем.

А он говорил негромко, загадочно и невнятно,

Что будто враги за веру искали убить его,

Что верою в Новом Свет спасался он многократно,

Что в сумке хранится Книга — и более ничего.

Индейцам Вéнта-Приéта он Тору читал, как сказки —

Стихи ему возвращали родного угла уют…

Теперь над его могилой в своей боевой раскраске

Читают индейцы кадиш и слезы скупые льют.

Так Слово легло на душу, Писание стало впору.

Священный язык давно уж не кажется им чужим.

Они в мексиканских джунглях читают Талмуд и Тору.

И снятся им стены Храма, святой Иерусалим…

В нескольких деревнях Центральной Америки по сей день живут индейцы иудейского вероисповедания. Одну такую деревню, которая называется Вéнта Приéта и находится в Центральной Мексике, посетил в середине прошлого века чешский журналист и писатель Эгон Эрвин Киш. Он рассказал об индейцах-иудеях в книге «Находки в Мексике». По всей видимости, индейцев Вéнта Приéта с иудаизмом познакомили «тайные евреи», скрывавшиеся среди американских туземцев от преследования церковных властей.

БАЛЛАДА

О БАЛАГУЛЕ-ЧУДОТВОРЦЕ

Жил мудрец в местечке Яворицы —

Рабби Фишер, с белой бородою.

Люди его славили и птицы,

Даже рыбы в речке, под водою.

Находить умел такие краски,

Говорить умел такие речи!

Как-то раз пришел к раввину Хаскель —

Балагýла, живший недалече:

«Рабби Фишер, право и не знаю,

Сглаз ли то, проклятье ли довлеет —

Молоко вожу да караваи,

Молоко скисает, хлеб черствеет.

Что б ни делал — никакого толку!

Езжу быстро, лошадь не хромает...

Скоро зубы положу на полку,

Ведь меня никто не нанимает!»

И, вздохнув, ответил рабби Фишер:

«Белый снег не превратится в сажу.

Балагула, я все время слышу,

Костеришь ты лошадь иль поклажу».

Хаскель услыхал — и ну смеяться:

«Рабби, это ж и младенец знает —

Не доедешь, коли не ругаться!»

Только рабби головой качает:

«Ты запомни истину простую:

Есть цена и слову, и поступку.

Чертыхнулся — думаешь, впустую.

А беда приходит не на шутку.

Ну — вожжа порвалась, ну — подкова

Отлетела, ты же в круговерти

Крикнуть норовишь лихое слово —

А ведь от него родятся черти!

Потому-то молоко скисает,

Потому-то хлеб черствеет сразу,

Чертыхнешься — черти прилетают

И приводят за собой заразу».

«Что же делать?» — «А не чертыхайся,

Даже если лошадь захромает.

Балагула, помолись, покайся.

Сквернословие чертей рождает.

Верь мне, балагула, то не сказки.

Вот дорога пред тобой простерта.

Но запомни, что молитва, Хаскель,

Ангела рождает, а не черта».

Поздно ночью, свой Талмуд читая,

Вздрогнул рабби от глухого гула.

Что за чудо? Улица пустая,

Только молча едет балагула.

Выпала старинная закладка:

Рабби вдруг увидел в подворотне

Ангелов могучих два десятка

И чертей едва ли не полсотни.

Но косматых ангелы лупили,

И рогатых за рога таскали,

Крыльями и кулаками били,

Черти выли, ангелы орали!..

Ай да Хаскель! От его молитвы

Ангелы драчливые, как черти,

Родились — и гром ужасной битвы

Поднимался до небесной тверди,

До ворот небесного чертога,

Где заря вечерняя алеет...

Рабби Фишер помолчал немного

И сказал: «Но хлеб не зачерствеет!»

Вам отныне каждый побожится —

Мельник, арендатор, однодворец, —

Что живет в местечке Яворицы

Балагула Хаскель — чудотворец,

Что обходят черти лес и речку,

Потому как ангелов хватает.

Не черствеет больше хлеб в местечке,

Молоко в местечке не скисает!

ДРУГ ЧЕТЫРЕХ КОРОЛЕЙ

Готическая повесть в четырех балладах, с прологом и эпилогом

ПРОЛОГ

15 мая 1610 года в Париже фанатик по имени Равальяк убил короля Генриха IV. Среди оплакивавших эту смерть был некто Мануэль де Пименталь, португальский эмигрант, друг и постоянный карточный партнер короля. Генрих однажды пошутил: «Король французов, конечно, я, но король картежников — безусловно, вы, Пименталь». Настоящее имя этого короля картежников было Исаак бен Жакар. Уроженец Лиссабона, он оставил родину, бывшую тогда провинцией Испанского королевства, не по своей воле. После смерти Генриха ничто не удерживало Мануэля-Исаака в столице Франции. Он счел за благо покинуть Париж и отправиться в Амстердам налегке — с одной лишь колодой карт в кармане…

Согласно одному из толкований, карточные короли изображают следующих исторических деятелей: пиковый — Давида, трефовый — Александра Македонского, бубновый — Юлия Цезаря и червовый — Карла Великого (Шарлеманя).

БАЛЛАДА О ЧЕТЫРЕХ КОРОЛЯХ

Эй, девка, ставь на стол четыре кварты,

Да придержи браслетик на руке!

Картежник Пименталь раскинет карты

Сегодня в амстердамском кабаке.

За окнами паршивая погода,

И стынет не согретая земля,

А у врагов — крапленая колода,

Но есть друзья — четыре короля!

Пиковый король — псалмопевец Давид,

Трефовый — суров Македонец на вид,

Бубновый — у Цезаря мощная длань,

Червовый король — Шарлемань.

Совсем недавно тучи стали ниже,

Совсем недавно все пошло не так,

И Генриха