Эмиль Верхарн: Стихотворения, Зори. Морис Метерлинк: Пьесы - Морис Метерлинк Страница 46

Нам устремятся вслед с глубоким восхищеньем,

И птицы, радужно сверкая опереньем,

Споют нам песнь свою в молчании лесов.

Пойдем по склонам гор, объятые покоем,

Туда, где бьют ключи, прозрачнее стекла.

Потоки воздуха нам обновят тела,

Вливаясь в легкие целительным настоем.

Мы будем созерцать, погружены в экстаз,

Глубины наших душ неутомимым взором.

Отравой опоить мы не позволим ссорам

Любовь, которая соединяет нас.

В одно сольемся мы, друг другу сердцем вторя,

Нас приглашает жизнь на свой великий пир.

Мы, как самих себя, полюбим этот мир,

Природу и инстинкт, вселенную и море.

Да будет наша страсть похожа на родник,

Где может всякое стремленье утолиться!

Брать, чтобы разделить, давать, чтоб насладиться,

И светлой радостью наполнить каждый миг!

О, погрузиться в мир, как в океан бездонный,

Освободив себя от всех цепей и пут,

И ощутить, как в нас всемирные законы

Свою мелодию, ликуя, запоют!

Амазонка

Перевод В. Дмитриева

По скалам, по долинам и холмам

Отважно скачет амазонка.

Стучат копыта звонко,

И стан наездницы так гибок и упрям!

Назад отброшено пространство…

Звенит

Ее оружье и убранство:

Копье, и лук, и меч, и щит.

Леса, ручьи, озера, рощи — мимо!

Она летит как ветер, как стрела,

Вся — мускулов комок, гибка, неутомима.

Конь взмылен весь, и в пене удила.

Ее галоп пугает птичьи стаи

В лесной глуши, где тень лежит густая

И где стволы блестят, как чешуя.

Струятся в них и днем и ночью соки,

Разбуженные солнцем токи.

Кусты, цветы и травы у ручья —

Все солнце пьет и к солнцу все стремится,

Как всадница, что без дороги мчится.

Отвагой, силой, радостью лучится

Ее улыбчивый и светозарный лик.

Мужчин — тиранов грубых и владык —

Поколебалась мощь и ослабела.

Власть перешла К воительнице смелой…

Честь ей, хвала,

Прекрасной, грозной, стройной,

Оружия достойной!

Ей не страшна грядущая борьба

Со смертью: ведь она сама — судьба.

Нет рук сильней: то — варварам преграда.

Струится, золотясь, волос ее волна,

Сияют звезды глаз среди их водопада.

Грудь правую сожгла себе она,

Чтоб та в бою ей не мешала,

И, гордая, на горизонте встала,

К победе, к славе вся устремлена.

В пещере, где зарей мрак вечный не тревожим,

Изранено до крови жестким ложем,

Напрасно взор вперяя в темноту,

Ждет Человечество, кусая кляп во рту,

Ждет, побежденное, утратившее веру,

В цепях, и с уст его невольно рвется стон,

И сторожит его уродливый дракон,

Свернувшийся у входа в ту пещеру.

Но амазонка здесь, готовая на бой

С жестоким чудищем. Ей велено судьбой

Сразиться с гадиной стоглавой,

Хоть каждой головы оскаленная пасть

Грозит, готовая напасть,

И дышит смрадом и отравой.

Дракон, рассвирепев, и страшен и могуч,

Похож на дерево с корой шероховатой,

И хвост чешуйчатый бьет в злобе бесноватой,

И яд струящийся невыносимо жгуч.

Огонь, и кровь, и желчь внезапно изрыгая,

Он извивается, врага подстерегая,

И множество когтей, клыков, и жал,

И щупалец готовы впиться сразу…

Распространяя вкруг зловонье, как заразу,

Весь ощетинившись, дракон ей угрожал.

Полна и отвращения и гнева,

Разит его копьем воинственная дева.

И снова прерывающийся стон,

Стон Человечества несется в дали,

И жалобно он эхом повторен,

Как будто, полные печали,

На этот стон просторы отвечали.

Чудовище взвилось, безжалостно, как рок…

Когда бы не коня отчаянный прыжок —

Спасенье к всаднице пришло бы слишком поздно…

Встает пред нею смерть неотвратимо-грозно,

И телом — не душой! — овладевает страх.

Все лихорадочней огонь в ее глазах,

Но вновь она кидается на зверя,

Подняв свой меч, в победу твердо веря.

И хрип, и лязг, и треск, и гром Кругом

Отражены далекими горами.

Сжимает рукоять меча,

Рубя сплеча,

Воительница мощными руками.

Сверкает молнией губительный металл,

Но не слабеет вихрь и щупалец и жал:

Срубила голову — две новых вырастают…

И силы амазонки иссякают.

О пораженье думает она, —

И вот заранее побеждена.

В последний раз в руке ее усталой

Меч заблестел… Потом он опустился.

Нависли тучи, мрак сгустился,

Лишь неба край — во мгле кроваво-алой.

Оружье, падая, звенит… В зенит

Несется стон отчаянья и боли.

Как вырваться из плена, из неволи?

Воительница храбрая мертва…

Светила, словно жернова,

Вращаются во мраке тщетно…

До цели далеко заветной.

И вдаль Печаль свой устремляет взор.

И вторит ей в долине скорбный хор:

О скалы бьется ветер, воя,

Шумит река — ей не найти покоя…

А может быть, то слез журчит родник,

И Человечества, не ветра, крик,

Несчастную оплакивая, рвется?

Оно в цепях, как раньше, остается,

В то время как дракон, — которого Персей

Бесстрашно укротил спустя немало дней

Не силой — только мыслью, взглядом, —

Улегся рядом,

На все живое злобно зашипев

И вновь разверзнув ненасытный зев.

Города

Перевод М. Волошина

О, эти города, напитанные ядом гнилого золота!

О, каменные вопли, взлеты и жесты дыма,

И купола, и башни, и колонны

В звенящем воздухе средь кипени труда…

Ты возлюбил ли ужас и тоску их,

Странник,

Печальный и задумчивый,

На огненных вокзалах, что опоясали вселенную?

О, вихрь колес сквозь горы и