Эмиль Верхарн: Стихотворения, Зори. Морис Метерлинк: Пьесы - Морис Метерлинк Страница 22

Не грянул снова, дружно все молчали.

Но все же старикам известно средство,

Как обезвредить страшное соседство

Того, кому подвластен урожай.

Куда же старики бредут, дрожа,

В полях, одетых в златотканый траур?

Сам злобный сеятель, поодаль стоя,

Глядит на это шествие немое

И скалит зубы, над людьми глумясь.

Он знает, что в измученных сердцах

Еще таится неизбывный страх

Пред грозною нечистой силой,

Что стариков, вдыхавших запах серный,

Религией связал он суеверной,

Сияющей, как полночь цвета ртути,

Что суждено им вечно трепетать:

Не обесплодит ли он землю-мать,

И слать мольбы и чтить его, как бога…

К какому ж алтарю ведет дорога

В полях, одетых в златотканый траур?

Хозяин страшный выжженных полей,

Владыка околдованных людей,

Что крестятся тайком рукою левой, —

Одет огнем и мглой, — стоит упорно,

Стоит, прильнув к какой-то глыбе черной,

Которая шевелится подчас.

Кому могла такая явь присниться?

Глаза его как угли, а ресницы

Подобны мертвому чертополоху.

Почувствовали пленники судьбы,

Что он услышал тихие мольбы,

Что разгадал он тайные надежды.

Еще тесней сомкнув уста,

Свершая жертвоприношенье,

В знак своего благоговенья

Они, не проронив ни слова,

В костер из хвороста сухого

Живого бросили кота.

И кот издох, в мучениях стеня,

От боли корчась в языках огня.

Понуро побрели они потом

К своим домам, продубленным ветрами,

Оставив гаснуть жертвенное пламя,

Не зная ничего и ни о чем.

Мор

Перевод В. Брюсова

Смерть себе спросила крови

Здесь, в трактире «Трех гробов».

Смерть уходит, на прилавке

Бросив черный золотой.

Кто попросит о прибавке?

«Вам на траур и на свечи!»

Вышла, бросив золотой.

Смерть пошла, качая свечи,

Тихим шагом старика

Поискать духовника.

Вот кюре понес причастье,

Рядом — мальчик со звонком

 — Слишком поздно! —

В дом,

Где уже царит несчастье,

Где уже закрыты окна.

Смерть себе спросила крови

И теперь пьяна!

«Матушка-Смерть! Пощади, пощади!

Пей свой стакан не до дна!

Матушка-Смерть! Погляди, погляди!

Наша мольба на ладонке видна!

Матери мы, деревенские тетки,

Как бесконечные четки,

Тянемся мы, без надежд бормоча,

В рваных платках, костылями стуча.

И отражаются в старческом взоре

Годы и горе.

Мы — снедь для могильных червей,

Цель для косы твоей!»

Полно вам, старухи!

Смерть — пьяна.

Капли крови, как вина,

Ей забрызгали колет,

Покрывающий скелет.

Пьяные на просьбы глухи.

Голова ее качается,

На плечах как шар катается.

Даром денег Смерть не бросит,

Что-нибудь за деньги спросит

Здесь, в трактире «Трех гробов»,

С бедняков.

«Матушка-Смерть! Это мы, ветераны

(Много нас, много! Болят наши раны!),

Черные пни на просеке лесной,

Где ты гуляла когда-то с войной!

Знаем друг друга мы. В дыме и гуле

Ты нам была и видна и слышна:

Ты перед нами несла знамена,

Ядра катала и сыпала пули.

Гордая, строгая, виделась ты

На кругозоре гудящей мечты,

Быстро вставала на бой барабанов,

Первая в битву бросалась вперед…

Матушка-Смерть! Наша слава! Оплот!

Выслушай нас, стариков ветеранов:

Нас огляди, сыновей не губя, —

Где малышам постоять за себя!»

Полно вам болтать без толку!

Разойдитесь втихомолку!

Что ей старый ваш костыль!

Смерть пьяна; сидит, качается,

Голова ее катается,

Как в дорожных рвах бутыль.

Ей катать бы бочки крови

По полям зеленой нови!

Посидев у вас в трактире,

Погулять желает в мире,

Посреди людских племен,

Под случайностью знамен!

«Матушка-Смерть! Это я, богородица.

Видишь, в короне своей золотой

Я на коленях стою пред тобой.

Я из часовни, с горы, богородица.

Вышла тебя попросить за село.

Тысячи лет уж прошло,

Как в мою душу скорбящую,

Перед крестом предстоящую,

Горе, как меч беспощадный, вошло.

Матушка-Смерть, это я, богородица.

Жителям здешним дала я обет

Их защищать в дни несчастья и бед…

Вот и тебя умолять мне приходится…»

Матерь божья! И на слове

Благодарны мы тебе.

Только Смерть — как не в себе,

Снова хочет крови!

В отуманенном сознанье

У нее одно желанье…

Смерть пьяна!

Тихих просьб она не слышит!

Надоели ей

Руки матерей!

Смерть пьяна и злобой дышит:

Злость ее несется вскачь,

Словно мяч,

Через мост,

Из деревни на погост.

«Смерть! Это я — Иисус и твой царь!

Создал я сам тебя, древнюю, встарь,

Чтоб исполнялся закон

Вещей и времен.

Мои пригвожденные руки

Благословили последние муки.

Смерть! Я был мертв и воскрес,

Я — манна с небес.

На землю сошел я смиренно

Вернуть заблудших овец.

Я — твой царь и отец,

Я — мир вселенной!»

Череп к огню наклоня,

Смерть сидит у огня,

Пьет за стаканом стакан и качается,

Полузакрыв глаза,

Улыбается.

У господа гром, а у Смерти коса!

Хочет кто пить, так садись перед ней —

Всех угостит из бутылки своей,

Сколько вздумаешь, пей,

Лишь не проси за детей, за внучат!