Эмиль Верхарн: Стихотворения, Зори. Морис Метерлинк: Пьесы - Морис Метерлинк Страница 21

В равнины кличут светлою трубой.

То — город-спрут,

Горящий осьминог,

Костехранилище, скелет, великий остов.

И бесконечные сплетения дорог

К нему от пастбищ и погостов

Ведут.

Тот, кто дает дурные советы

Перевод В. Шора

Вдоль по дорогам, меж дюн и болот,

Рыщет и свищет

Тот, кто дурные советы дает.

Ездит в двуколке зеленого цвета,

Ездит по хляби, где тонет сапог,

И сумасшедшая ждет его где-то

На перекрестках размокших дорог.

Делая дело свое втихомолку,

Он оставляет ей лошадь, двуколку…

Лошадь пасется, а ливень молотит

Ржавую воду в соседнем болоте…

Тучи висят, как сырые лохмотья.

В каждой деревне, как вечер придет,

Ждут, что появится бог весть откуда

Тот, кто дурные советы дает.

С гнусной ухмылкой, со взглядом косящим

Ходит он, бродит по фермам пропащим,

Где поселилась лихая беда,

Где безысходна нужда.

Стукнет в ворота неведомый кто-то…

Кто это — друг или враг?

Он тут как тут, когда бледный хозяин

Смотрит в тоске, нищетою измаян,

На помертвелый очаг.

Стерто лицо, и одежда — дрянцо…

Он достает из кармана

Баночки, банки, флаконы и склянки

С ядами, зельями, с пакостью разной.

Гаденький, сморщенный и безобразный,

Вроде крестьянин, а все ж — не поймешь:

Скользкой повадкой он очень похож

На шарлатана.

Тихо гнусавит свои заклинанья,

Словно читает святое Писанье.

Шепотом сладким, назойливо-страстным,

Он подстрекает к поступкам опасным.

Тех, чья земля — лишь коряги да кочки,

Он соблазняет поодиночке;

Хочет втереться в доверье, проныра,

К людям, которым, когда им не спится,

Мнится, что пялит пустые глазницы

Смерть из просторов зловещего мира.

Если заложен твой дом или продан,

Крысами и нищетою изглодан,

Лампа погасла и выхода нет, —

Он подает тебе мудрый совет:

Дескать, не худо бы броситься с ходу

В омут, в стоячую, липкую воду;

Выбрав местечко, где топь глубока,

Плюхнуться на своего двойника!

А стариков, чья бессильная плоть

Вяло висит на скелете,

Словно лоскут, что терзают и рвут

Ветры в течение десятилетий,

Не устает он шпынять и колоть:

Тех — сыновьями, а тех — дочерьми,

Что оставляют отца за дверьми,

Как ты их в детстве ни холь, ни корми…

Девушек он уговаривать мастер

К пропасти сделать последний шажок.

В сердце девчонки, чей взгляд — как ожог,

Он распаляет порочные страсти.

Ум ее бедный он держит в плену,

Яд обещаний вливая ей в ухо.

Хочет он, подлый, чтоб самка и шлюха

В ней задушили и мать и жену,

Чтобы была она только товаром,

Мертвая — словно на старом погосте

Камни да кости.

Он присоветовал ростовщикам

Соки сосать из несчастного края,

Все разъедая, как опухоль злая,

Все прибирая к рукам.

Он им советы дает по дешевке,

Учит их гнусной паучьей сноровке

Стискивать жертву, попавшую в сеть;

Им, превращающим в золото хлам,

Льстит он, твердя, что самим королям

Власти подобной вовек не иметь.

Он хоть кого доведет до греха.

Часто случается под воскресенье —

Пламя охватит селенье:

Красного кто-то пустил петуха!

Сжечь все дотла! Когда колокола

Спят и, бесстрастна, нема и глуха,

Смотрит лишь ночь на людские дела,

Он выбирает гумно иль сарай:

Здесь поджигай!

Ставит он метки, проворный и юркий,

На штукатурке.

Всех окропляет и ядом и жёлчью,

В души вселяет он ненависть волчью,

Мерзко хихикая: «Всем насолю!»

Он отвращение к жизни внушает

И на свиданье прийти приглашает

К старой осине: «Припас я петлю…

Дерном я холмик потом устелю…»

Так он блуждает по жалким и голым

Призрачным селам;

По деревням, где встречают дрожа

Дни платежа;

Проклятый всеми и всеми хулимый,

Но неизбывный и неистребимый —

С клячей, с двуколкой, с безумною нищей,

Что его ждет там, где по голенище

В хляби сапог утопает, где хлесткий

Ветер беснуется на перекрестке.

Паломничество

Перевод В. Шора

Куда бредут крестьяне-старики

Под тяжким гнетом страха и тоски

В закатный час, по обагренным пашням?

С ожесточеньем мельница вертится

И, словно обезумевшая птица,

Крылами хлопает, сминая ветер злой.

И чаек стон издалека плывет,

И гулом весь наполнен небосвод,

Как будто бьет в ночи набат зловещий.

Все в этот час бедою угрожает;

В своей повозке Ужас проезжает.

То — старый Дьявол обагренных нив.

Какой же стариков влечет призыв

В полях, одетых в златотканый траур?

Уж, верно, порчу насылает кто-то;

Тут чья-то, знать, особая забота —

Раз каждый колос, как солома, пуст.

Ушла вода от жаждущих семян,

На выжженных полях пророс бурьян.

Уж верно, кто-то шутит с родниками.

Особая забота тут видна:

Недаром жизнь вся выпита до дна

Какой-то жадной, ненасытной глоткой.

Куда ж гонимы старики, как плеткой,

В полях, одетых в златотканый траур?

В апреле здесь страшнейший из злодеев

Прошел по нивам, плевелы посеяв,

И старики почуяли его.

Иные же в те дни видали сами:

Он портил рожь, склонившись над ростками,

Как буря, был он молний полн.

Боясь, чтоб он не возвратился вновь,

Чтоб жуткий