Театр одного поэта. Пьесы, поэмы - Даниэль Мусеевич Клугер Страница 17

знать, кто ее возглавляет... Не знать собственного начальника ! (Внезапно успокаивается). Ну, не знаете — и не знаете. Подумаешь, эка важность! Его знаю я, так что привет ему, всё-таки, передайте. От Оскара Бандераса, старого, старинного знакомого. Можно сказать, друга. (Встает). Не смею вас больше задерживать, сеньора. Очень, очень рад был с вами познакомиться. Приглашаю вас сюда ровно через месяц, шестого августа. Думаю, мне будет, что вам рассказать. Сумма гонорара вам, разумеется, известна.

Ракель растеряна. Она поднимается из кресла, машинально протягивает Оскару руку для поцелуя. Поспешно отдергивает руку. Оскар решительно берет ее за руку и, преодолевая несмелое сопротивление Ракель, целует ей руку.

РАКЕЛЬ (с неожиданной робостью).

Всего хорошего, сеньор Оскар. Вы меня удивили, признаюсь. А это удавалось не каждому мужчине. До встречи через месяц. Конечно, я приду сюда шестого августа. Шестого августа. Непременно. И — да, я тоже надеюсь, что у вас будут новости для меня. Хорошие новости. Для меня (Пауза). Для нас.

ОСКАР.

Можете не сомневаться.

Кивнув и изо всех сил стараясь восстановить внезапно утраченный гордый и неприступный вид, Ракель направляется к выходу. Ее рука вновь опущена в сумку. В сумку, где, как правильно предположил Оскар, лежит небольшой дамский револьвер, стреляющий почти бесшумно.

(С неожиданной теплотой в голосе). Всего хорошего, гверет Ракель!

Ракель на мгновение замирает, поворачивается к Оскару. И вновь убирает руку из сумочки. Неожиданно улыбается.

РАКЕЛЬ.

Всего хорошего, адон Оскар!

Уходит. Оскар некоторое время смотрит ей вслед, затем берет со стола оставленную фотографию «Сашá », внимательно ее разглядывает.

ОСКАР (с холодной ненавистью).

Похоже, мы, все-таки, встретимся. Как говорится, гора с горой не сходятся, а человек человеку голову всегда откусить сможет. Так сказать, Хомо хомини нет и в помине. Вы ведь учили латынь? В гимназии, верно? Хотя нет, это даже не Хомо хомини. Как там зовут этих очаровательных насекомых? У которых самка непременно откусывает самцу голову? Мантис религиоза? Богомол религиозный. Хорошее уточнение: не просто богомол, не просто Мантис, но — Религиоза, религиозный. Ибо можно быть богомолом, но при этом не быть религиозным. Так же, как человек. Хомо сапиенс. Человек разумный. Можно быть Хомо, человеком — и не быть сапиенсом, разумным. Вот-вот. Хомо хомини Мантис эст. Человек человеку — бо-го-мол. (Бросает фотографию на стол, поворачивается к портрету красивой молодой женщины, висящему над его креслом; другим тоном, мягким и грустным). Ну, что, любовь моя? Удача нам улыбнулась. Но что такое удача? Что, в самом деле, стоит называть удачей? Неужели вот это? Тем более — улыбкой удачи... (Качает головой). Как же странно улыбается она, эта удача. Какой щербатой, кривой выглядит сегодня ее улыбка. Но, может быть, такая улыбка предназначена ею только для меня? Может быть, другим удача улыбается иначе? Лучезарнее? (Вздыхает). Как бы я хотел, чтобы и мне удача улыбнулась по-настоящему. И не сейчас — зачем мне сейчас ее улыбка, что мне с нею, с этой улыбкой удачи делать? Улыбка удачи. Бона фортуна рисус. Нет — тогда, пятнадцать лет назад. Тогда, тогда, моя любовь, моя единственная любовь. Моя девушка с волосами цвета осенней листвы. Моя Девушка-Осень... (Садится за стол, ставит перед собой женский портрет).

Песня о девушке-осени

Лето еще, но деревья давно пожелтели.

Тянутся к небу дымов серебристые струи.

Ветер вечерний качает пустые качели,

Перебирает прозрачно звучащие струны.

Над облаками мерцают беззвучно зарницы,

Я прохожу по дорожке до самой ограды

Девушка-Осень, с глазами испуганной птицы,

Тихо танцует в тени деревянной эстрады.

Редкая зелень, белесая нить паутины,

Горечь костра добавляется в горечь озона.

Не удается закончить простую картину:

Падают листья не вовремя, не по сезону.

И улетают по ветру пустые страницы,

Я погружаю лицо в сердцевину потока.

Девушка-Осень, с глазами испуганной птицы,

Передо мною сегодня явилась до срока.

Что-то тревожно от странного этого взгляда.

Тени бегут по траве, добегают до края.

В желто-зеленой пустыне безмолвного сада

Кружатся листья, знакомую пьесу играя.

В призрачном золоте тают знакомые лица.

И опускает на плечи холодные руки

Девушка-Осень, с глазами испуганной птицы —

Память о прежней, предвестница новой разлуки.

Во время исполнения песни о Девушке-Осени Оскар сидит неподвижно, словно мысленно беседует с женщиной на портрете. Свет на сцене постепенно гаснет, так что последние строки песни звучат в полной темноте.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Песенка о банальности слов

Горит свеча, и в отраженном свете

Теряется прозрачная луна.

Напоминают об ушедшем лете

Янтарные кристаллики вина.

Над столиком клубятся чьи-то тени,

А может просто — сигаретный дым.

Ты чувствуешь себя, как на арене,

Коверным или даже подсадным.

Смотрю я молчаливо и печально.

Я слушаю негромкие слова.

Они звучат, как водится, банально,

И не от них кружится голова.

Слова не избавляют от сомнений,

Но лишь сплетают новую главу

Из двойственности старых сновидений

И двойственности встречи наяву.

Они текут серебряной рекою.

Ты говоришь: «Любимая моя...»

Шальная ночь оформлена тоскою

И привкусом двойного бытия.

И я все жду заветного мгновенья,

Но ты, я знаю, не поднимешь глаз —

Поскольку это просто повторенье,

Поскольку это просто пересказ. 

Автору хотелось бы, чтобы Песенку о банальности слов спела актриса, исполняющая роль Лауры. Но я не настаиваю на этом.

Как уже было сказано, со времени предыдущего действия прошел ровно один месяц. Декорация та же, что и в первой картине — офис детективного агентства «Бандерас: Корнос э Каскос».

Впрочем, есть два изменения. Над креслом директора больше не висит портрет молодой женщины — зато на его столе, повернутая задней стороной к зрителям, стоит чья-то фотография, и можно предположить, что это тот самый женский портрет.

Второе отличие — пустой стул, стоящий почти посередине сцены — тот самый стул, с которым