Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом - Ричард Коэн Страница 27

Гарольд Блум в своей очень пристрастной книге о Евангелиях называет Марка “чудаком… [Он] напоминает мне Эдгара Аллана По”[152]. Евангелие от Марка, конечно, странное. Иисус демонстрирует здесь “мрачную свирепость”[153], он вспыльчив и остроумно-ироничен. Согласно учению коптской церкви, Марк был одним из семидесяти посланных в Иудею миссионеров и учеником Петра, под руководством которого якобы и составил свое Евангелие. Современные срециалисты, однако, отрицают, что Марк фигурирует в Деяниях апостолов как автор Евангелия. По их мнению, церковь выдвинула Марка, желая приписать текст авторитетной, близкой к Иисусу при жизни фигуре. Ученые видят в этом Евангелии труд неизвестного автора, писавшего по‐гречески для языческой аудитории и работавшего с собраниями притч, рассказов о чудесах и Страстях Христовых, – но не настоящего сподвижника Иисуса. Нет даже уверенности, что ссылки на Марка подразумевают Иоанна-Марка из Деяний. Кто бы ни был настоящим автором, это Евангелие до сих пор считается самым надежным из четырех с точки зрения полноты жизнеописания Иисуса. Просто оно дошло до нас в виде не прямого свидетельства, а компиляции.

Третий евангелист в каноне – Лука, уроженец Антиохии Сирийской. Первые отцы церкви приписывали ему авторство и соответствующего Евангелия, и Деяний апостолов, считая, что две эти работы некогда составляли одну, условно называемую “Деяниями Луки”. Она составляет 27,5 % Нового Завета – самый значительный вклад одного автора. Хотя сам Лука не был свидетелем жизни Иисуса, у него имелось достаточно возможностей опросить его современников. Поскольку Лука во многом согласен с другими евангелистами и собранные у учеников сведения не противоречат друг другу, его свидетельство считается особенно надежным.

В начале своего Евангелия Лука сообщает: “Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил [греч. «друг Божий»; вероятнее всего, это почтительное обращение], чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен” (Лук. I.1–4). Легенда VI века гласит, что Лука был живописцем и изображал деву Марию и святых Петра и Павла, поэтому его сделали святым покровителем художников. В иконографии его сопровождает крылатый телец, поскольку Лука начинает свое Евангелие с рассказа о священнике, приносящем это животное в жертву. Возможно, по этой причине Лука выступает и покровителем мясников (и хирургов).

Хотя Лука дает понять, что сам не был свидетелем проповеди Иисуса, он, рассказывая о миссионерской деятельности Павла, неоднократно использует слово “мы”, подчеркивая свое участие в распространении слова Божьего. Судя по строению текстов и словарному запасу, он был хорошо образован (в Послании к Колоссянам Павел назвал его “врачом возлюбленным”), так что принято считать его и медиком, и учеником апостола.

Оценив точность описания городов, больших и малых, и островов и передачу титулов у Луки, видный библеист-любитель Уильям М. Рамсей (1852–1916) признал, что тот “первоклассный историк. Доверия достойны не только изложенные им факты… Его следует поставить рядом с величайшими историками”. С Рамсеем согласен великий представитель старой библеистики Э. М. Блейклок (1903–1983): “Что до точности деталей и передачи атмосферы, то Лука, по сути, стоит рядом с Фукидидом. Деяния апостолов – это не дурной плод благочестивого воображения, но достоверные сведения”.

Однако эти восхищенные отзывы звучали в свою эпоху, а впоследствии точность Луки была поставлена под сомнение. По мнению ученых, его труд содержит хронологические и статистические нестыковки, такие как размер аудитории, к которой обращается Петр в Деяниях 4:4 (впрочем, оценить число людей в толпе всегда непросто). К тому же повествование, включающее описание сверхъестественных явлений вроде ангелов и демонов, представляет определенные трудности. Рассказ о Рождестве, где римская перепись вынуждает Иосифа и Марию вернуться в Вифлеем, – чистый вымысел: в то время переписи не проводилось, к тому же крайне нецелесообразно приказывать людям ехать ради этого туда, откуда их семьи вышли столетия назад. Лука просто воспользовался этим сюжетом, чтобы поместить Иисуса в город Давида. Он хотел не только записывать историю, но и провозглашать и убеждать.

Наконец мы переходим, по словам самого Евангелия, к “ученику, которого любил Иисус” (Иоанн 21:7), – к Иоанну, одному из двенадцати апостолов. В действительности, однако, у Евангелия от Иоанна не один автор. Его составление, проводившееся в три этапа, курировала целая “Иоаннова община”, и окончательную форму текст обрел между 90 и 100 годами, то есть через сорок – сорок пять лет после первых версий. Гипотезу, что у Евангелия от Иоанна было более одного автора, в 1941 году выдвинул немецкий богослов-лютеранин Рудольф Бультман (1884–1976), и этот вывод показался современникам настолько скандальным, что его (в середине XX века!) официально обвиняли в ереси. Сегодня, однако, более или менее консенсусными считаются три этапа авторства Евангелия от Иоанна:

1. Первоначальная версия, основанная на личном знакомстве с Иисусом (рассказчик в Евангелии от Иоанна как будто был свидетелем жизни Христа и сообщает, что присутствовал при многих событиях на протяжении его проповеди).

2. Структурированное литературное произведение, возможно, написанное самим Иоанном, но привлекающее дополнительные источники.

3. Окончательная версия, отредактированная другими и готовая к распространению примерно в 85–90 годах.

Одна из гипотез, основанная на анализе текста, предполагает, что Иоанн, писавший о жизни Иисуса, неожиданно умер, поэтому пришлось сочинять новую версию. Хотя три синоптических Евангелия во многом перекликаются, более 90 % текста Евангелия от Иоанна уникальны. Марк, Матфей и Лука рассказывают о трех последних годах жизни Иисуса; Иоанн показывает также последние десять недель. Синоптические Евангелия многое сообщают о земной жизни Мессии, а также о его притчах, чудесах и изгнании бесов. Однако, как отмечает литературный критик Терри Иглтон, “новозаветный Иисус представлен как своего рода литературный персонаж, но заглядывать ему в голову авторы не стремятся. Подобные копания в психологии излишни для задач текста. Он не задумывался как биография. Нам даже не говорят, как главный герой выглядит. На современных курсах литературного мастерства авторы Евангелия вполне могли бы получить прискорбно низкие оценки”[154].

Иоаннов Иисус в своих иерусалимских речах отзывается о евреях пренебрежительно, и вообще именно в Евангелии от Иоанна впервые появляются “евреи”, сообща выступающие против Сына Божия. Не исключено, что подобные высказывания служат резким авторским ответом на критику иудеев в адрес ранних христиан. В 2013 году Диармайд Маккаллох в рецензии на книгу Резы Аслана о