«Кофе по-сирийски». Бои вокруг Дамаска. Записки военного корреспондента - Сергей Александрович Бережной Страница 44

«сферы» и аппаратуру, с нами сел Фираз и опять поехали в Дарайю. Марат снимал и беседовал, Виктор переводил, а я работал дядюшкой Скруджем, по определению Марата, – перебирал деньги, найденные у убитых, считал, сортировал, записывал в блокнот. За трое суток набралась солидная коллекция из купюр и монет двух десятков стран. Попадались и казахские тенге, и наши рубли, и азербайджанские манаты, и узбекские сумы – собрала сирийская война под своё крылышко чуть ли не весь бывший Союз.

Было около двух пополудни, когда появился запыхавшийся солдат и сказал, что взяли снайперскую группу. Это был точный перевод неточного изложения факта. Группу не взяли – нашли снайперскую точку и обугленные тела. Понятно, что наёмники: сирийцы по возможности своих забирали, чтобы похоронить, а убитых наёмников всегда сжигали, чтобы нельзя было определить, из какой страны приехали на свою погибель, а тем более опознать. И раненых наёмников тоже добивали, если нельзя вытащить.

Все последние дни ребята Гафура вели охоту за той группой, что подстрелила меня, – дело чести наказать за ранение русского. Впрочем, они «нащелкали» и его бойцов предостаточно, так что месть за русского – это так, для красного словца. Но вслух об этом не говорю – зачем обижать ребят? Дом, в котором обосновалась снайперская засада, засекли сразу, а вот взяли только сейчас, через неделю после моей неудачной пробежки.

Через маленький внутренний дворик, чем-то напоминающий античный патио, прошли в квартиру. В прихожей темно – пришлось подсвечивать фонариком, проходим через зал в гостиную, за нею кухня с широким окном, закрытым металлическими жалюзи. Перед ними стол, кресло с подушками, несколько банок с водой, сетка с апельсинами. В стене два пролома – это для винтовок. На полу приличный слой гильз, апельсиновые корки, окурки, шприцы. Из соседнего коридора можно попасть в подсобку, оборудованную печкой-«буржуйкой», труба которой выведена на улицу. Окно закрыто жалюзи и москитной четкой. Вдали отчетливо видна кулиса, провешенная через дорогу. Знакомая кулиса, ни с какой другой не спутать.

В жалюзи сотни три отверстий – решето, даже сито. Снайперская позиция, с умом выбранная. Сидел какой-нибудь иргаби, жрал апельсины, покуривал сигареты и, пристроив в отверстии в стене винтовочку, постреливал перебегающих садыков, как перепёлок. Н-да-а-а, ну где ж эти шайтаны канасы?

Они были рядышком, за стенкой, на полу кладовой. Четыре обугленных головешки – всё, что осталось. Тёплые ещё, острый тошнотворный запах горелой плоти обжигал гортань. Спутанная проволока от корда – сжигали, подложив шины. Наёмники, их тела всегда сжигают. Мы уже не раз встречали сожжённые тела боевиков, и лишь по обрывкам и фрагментам купюр можно было догадаться, из какой страны забросила их судьба.

Салех, командир группы спецназа, рассказывает, что ещё во время боя услышали автоматные очереди, а потом дым повалил. Его ребят там не было – атака шла через соседний подъезд, и эта часть была вне зоны видимости. Когда начали «зачистку», то решили всё же посмотреть, кто стрелял и в кого, тем более доносился запах горелого мяса, а таких случайностей не бывает. Тем более по радиоперехвату поняли, что здесь, в доме, есть не сирийцы. По диалекту офицер-слухач определил, что среди них есть ливийка, причём из Киренаики. Когда сунулись сюда, то напоролись на иргаби – не успели уйти. Пришлось «уговорить» их прилечь отдохнуть от своих чёрных дел – они сейчас в соседней квартире и в коридоре лежат.

Салех говорит, как будто оправдывается, что не взяли их в плен, а уничтожили. Впрочем, это напускное, его ребята в плен никого не берут – они смертники. Он протягивает мне винтовку с оптикой. Машинально принимаю, рассматриваю: М-4, автоматический карабин «кольт» модели 720, калибра 5,56. Так себе игрушка, для забавы, с «калашниковым» не сравнить. Видал я их в Кодоре в 2008-м.

Возвращаю обратно Салеху, но он останавливает руку и говорит, что это карабин той самой снайперши, что подстрелила меня. Он ждёт мою реакцию, но у меня не было к ней ненависти и не было торжества от свершившейся кары, а была жалость. Ну, пришли они за чужими жизнями, а оставили свои…

Оглядываю комнату, подхожу к завалу из камней и щебня в углу и, присев, еще не отдавая себе отчёта, зачем и почему это делаю, штыком ворошу. Показывается рукав куртки, лямка заплечной сумки, а потом и она сама – густо покрытая серой пылью, но почти новая. Расстегнув змейку, опрокидываю её содержимое на пол: футболка, косметичка, бельё, ливийские динары, доллары, паспорт… Зелёная обложка, арабская вязь, по центру стилизация орла… Ливийский, Великой Джамахирии. Не напились кровушки у себя, так в Сирию потянуло?

Беру его в руки, но открывать не спешу: внутренне не хочу, чтобы он действительно принадлежал женщине. И всё же разворачиваю… Фото на первой странице. Цветное. Улыбающееся женское лицо. Боже, ну какая же она красивая! Даже на фотографии, а в жизни наверняка была ещё краше.

И какого чёрта тебя занесло сюда, красавица?! Чтобы вот сейчас лежать здесь куском обгорелого мяса? Всё может заканчиваться словом или взглядом. Чаще и словом и взглядом вместе, и всё же остаётся многоточие как надежда: «А вдруг?» Смотрела ты на меня, может быть, что-то сказала. Прищурила глаз, нажала на спуск, а точку поставить в чужой жизни не смогла. Думала, что поставила, а оказалось только многоточие.

Ну зачем ты приехала сюда? Чтобы быть испепелённой в огне этой страшной войны? «Испепелённой в огне войны…» Фигура речи, банальный штамп, а как на этот раз буквально – убили и сожгли.

Мне жаль её, эту красивую неизвестную ливийку.

– «Смерть, от которой вы убегаете, настигнет вас»[67], – задумчиво произносит Фираз.

Что-то последние дни он часто обращается к Корану. К чему бы это?

Сердце матери

Однажды мы вернулись затемно. Ещё на подъезде Виктору кто-то позвонил и он как-то напрягся, напружинился, сжался, но ничего не сказал. По обыкновению он прошёл в свою комнату, переоделся, отозвал Марата в сторону, что-то ему сказал и тут же куда-то ушёл. В общем-то у нас было непринято интересоваться проблемами других: захочет человек – сам скажет.

Ужинали практически в полной тишине, без привычных шуточек-прибауточек, и понимали, что случилось что-то, нарушающее привычный ритм. Марат покуривал кальян, Василий листал какой-то журнал, а я гонял телек по всем мыслимым каналам, пока не наткнулся на наш, российский, новостной. Диктор бодро поведал, что доблестные войска Асада разгромили крупную группировку игиловцев и успешно продвигаются. Интересно, куда это они продвигаются и кто их перед этим и куда-то