Нацистская Германия против Советского Союза: планирование войны - Коллектив авторов Страница 17

Преемники Мольтке-старшего – А. фон Вальдерзее и А. фон Шлиффен – вплоть до 1894 г. в целом придерживались его стратегической концепции. Но последовавшее затем изменение международно-политической и военной конфигурации на европейском континенте – оформление франко-российского союза, улучшение мобилизационных возможностей России благодаря строительству новых железных дорог, возведение официальным Петербургом системы оборонительных укреплений вдоль границ с Восточной Пруссией – вынудило А. фон Шлиффена пойти на пересмотр общего плана войны (Gesamtkriegsplan)[122].

Тем более что и без дополнительных рисков путь на восток был сопряжен с большими трудностями. Известный военный теоретик К. фон Клаузевиц, анализируя опыт наполеоновского нашествия на Россию, констатировал: «Россия своей кампанией 1812 г. засвидетельствовала, во-первых, что государство с большой территорией не может быть завоевано, (что, впрочем, можно было бы знать и заранее) и, во-вторых, что вероятность конечного успеха не во всех случаях уменьшается в соответствии с числом проигранных сражений и потерянных столиц и провинций… но что именно в сердце своей страны обороняющийся может оказаться всего сильнее, когда сила наступления противника уже истощится, а оборона с невероятной мощью вдруг перейдет в наступление…»[123]

Против решающего наступления на Восток говорило еще одно важное обстоятельство – угроза нанесения Францией удара «в спину» (в то время, когда основная часть германской армии была бы втянута в военные действия против России), захвата промышленного сердца Германии – Рейнско-Вестфальской области. О том, к чему могло привести подобное развитие событий, предупреждал немецкий военный теоретик Г. Куль. «Противник, – писал он, – нив коем случае не должен был быть допущен до Рейна, так как иначе крайне пострадала бы наша Рейнско-Вестфальская промышленная область, и мы потеряли бы Саарский угольный и Лотарингский рудный районы. Потеря же упомянутой области на Западе привела бы к невозможности продолжать войну»[124].

Подобный сценарий был вполне возможен в случае наступления французов, в то время как основная часть германской армии была бы вовлечена в войну на Востоке. По мнению А. Зайончковского, французская армия «основательно готовилась к маневренной войне; на практику походных движений больших масс было обращено особое внимание». По его мнению, «…германцы вполне основательно считали французскую армию самым опасным своим врагом»[125]. Наличие этой угрозы вынудило А. фон Шлиффена вновь в качестве объекта первого удара, выбрать Францию.

Относительная компактность территории последней, досягаемость в короткие сроки жизненно важных промышленных и административных центров Франции создавали благоприятные условия для того, чтобы, сосредоточив на Западном фронте крупные силы, разгромить французскую армию в кратчайшие сроки (по плану – за 39 дней), вывести ее из войны и, не опасаясь больше удара с тыла, всеми силами обрушиться на Россию[126].

Судьбу войны, по А. фон Шлиффену, должно было решить скоротечное генеральное сражение, основным содержанием которого являлась борьба за фланги, поскольку фронтальным наступлением на первоклассные укрепления, построенные французами вдоль границ с Эльзасом и Лотарингией после поражения в войне с Германией (1870–1871), добиться победы было невозможно. Обойти их по территории Франции также не представлялось возможным, поскольку оборонительные укрепления практически доходили до границ нейтральных государств – Швейцарии и Бельгии:«… между Верденом и бельгийской границей тянулось всего пять дорог, и недостаточная ширина полосы вынудила А. фон Шлиффена выбрать направление обхода через Люксембург и Южную Бельгию, что окончательно было проведено в плане 1898 г.»[127]

В конечном счете, ставка была сделана на стремительное наступление правым флангом германской армии в обход французских укреплений с севера – через территорию Бельгии, Люксембурга и Нидерландов, что позволяло выйти во фланг и тыл французской группировки войск. Блокировав Париж, германские войска затем должны были повернуть в сторону швейцарской границы и – при одновременном наступлении германского левого фланга на фронте от Бельфора до Вердена – окружить французскую полевую армию[128].

Решающая битва на уничтожение навязывалась французам вдали от их укрепленных районов, что рассматривалось в качестве важнейшей предпосылки успеха[129]. После того как французская армия оказалась бы прижатой к швейцарской границе, оставалось «подрубить» ее фланги, в результате чего противник оказывался в гигантском котле. Для конечного успеха первостепенное значение приобретали слаженность и быстрота действий германских войск[130]. Решающее значение приобретали темпы наступления германской армии, ее стремительное безостановочное продвижение вперед, лишавшее противника возможности организовать оборону на новых рубежах.

При этом захват Парижа рассматривался не только в качестве главного приза по итогам кампании. Падению столицы Франции придавалось важное морально-психологическое значение. После этого, как ожидалось, должен был последовать упадок морального духа французской армии и окончательный коллапс ее сопротивления. В частности, К. Клаузевицем «преодоление воли противника» рассматривалось в качестве одной из главных задач применения военных средств[131]. Принципиальные положения принятого А. фон Шлиффеном стратегического решения были изложены в памятной записке кайзеру Вильгельму II в декабре 1905 г. Сама записка впервые увидела свет в ФРГ только в 1956 г.[132]

Впоследствии, однако, выяснилось, что равномерно сконцентрировать войска на обоих флангах с тем, чтобы зажать в тиски французскую армию, из-за нехватки сил не удается. Это вынудило Шлиффена принять решение о массировании сил в пользу правого крыла севернее Вердена, за счет левого. На этом правом крыле, направлении главного удара, сосредоточивалась почти половина германских войск, позволявшая осуществить полуокружение французов. Тем временем ослабленные центр и левое крыло германской армии на фронте Эльзас – Лотарингия должны были выполнять роль своего рода приманки для французов, которые, по данным Большого Генерального штаба, готовились развернуть наступление в направлении Эльзаса и Лотарингии. По мнению Б. Такман, «французскую стратегию не страшила угроза охвата правым крылом немецких армий. Напротив, французский Генеральный штаб считал, чем сильнее немцы укрепят свое правое крыло, тем слабее они сделают свой центр и левое крыло, где французская армия планировала свой прорыв… Пока немцы будут совершать длинный обходный маневр, чтобы напасть на французский фланг, Франция ударит в двух направлениях, сомнет германский центр и левое крыло на каждой стороне укрепленной линии у Меца и победой в этом районе отрежет германское правое крыло от базы, таким образом обезвредив его»[133]. Проблема для официального Парижа, однако, заключалась в том, что, несмотря на наступательную по своему духу военную доктрину, французская армия в профессиональном отношении была в недостаточной степени подготовлена к ведению широких наступательных действий[134].

Осведомленный об этом германский Большой генеральный штаб, уверенный в способности центральной группировки войск и левого