Бремя власти II - Иван Ладыгин Страница 26

Я усмехнулся. Сухо и без юмора. Я понимал, что кто-то из власть имущих, однозначно, будет курировать теневой бизнес в столице. Но это была пыль на пути бури… Не более.

— Крыша? — Я плюнул на пыльный, маслянистый асфальт у своих ног, подыгрывая манере общения местного криминалитета. Мне показалось это правильным акцентом. — Сегодня ночью она протечет. А завтра — рухнет им на головы. Гниль на теле этого города надо выжигать каленым железом. Дотла. Чтоб и пепла не осталось. — Мой взгляд скользнул по лицам — суровым охотникам, хмурым браткам, азартным Юсуповым, холодной Орловской. — Есть тут свои люди в «Петербургском Вестнике»? Кто дергает за ниточки прессы по утрам?

Из рядов охотников выскочил щуплый паренек с быстрыми, как у горностая, глазами. Из братков шагнул вперед здоровяк с разбитым носом и тупыми чертами лица — типичный боец-неудачник.

— Есть! — прокричали они почти одновременно.

— Отлично. — Я достал из внутреннего кармана куртки плотно сложенный лист бумаги и пару сотен золотых рублей. Протянул им. — Передайте. Чтобы завтра утром это было на первой полосе. Наша правда. Наши причины. Благородные цели «Гнева Солнца». Кто мы. Почему мы это сделали. Понятно?

Они схватили бумагу, прижали к груди, как священную реликвию и кивнули.

— Теперь же, — голос мой набрал силу, заполнив пространство перед складом, — приступаем к делу. Фабрика «Красный Октябрь». Цель — полное уничтожение. Пленных не брать. Пощады не давать. — Я посмотрел в темноту, туда, где за Обводным каналом таился враг. — Скверна человеческая порой страшнее демонической. Кто готов выжечь эту язву⁈

Ответом был не крик. Не возглас. А единый, звериный РЫК. Звук потряс ночь, заставил задрожать стекла в уцелевших окнах склада, отозвался эхом над черной водой Невы. Согласие. Ярость. Жажда очищения огнем. Новая эпоха!

План не просто раскручивался. Он сорвался с цепи, превращаясь в неудержимый шквал грядущих перемен.

* * *

Сенная площадь. Не место для нежных прогулок даже днем. Ночью же она превращалась в зверинец, где тени сжимались плотнее кирпичной кладки, а воздух был густ от запаха дешевой выпивки, помоек и чего-то невыразимо затхлого — страха и гнили.

Вадим Петрович шел по этому адскому пятачку, и каждая мышца его натренированного тела была натянута, как тетива, но они пели тихую песнь адреналина и… чистого, почти детского восхищения. Это было гениально.

Соломон, черт бы его побрал, был гением. Песец, криминальный паук, не просто подарил склад, а вывалил на них боевой кэш, пачки хрустящих купюр и коробки с побрякушками, которые сейчас висели на них, как позолоченные приманки.

Вадим, чье обычное обмундирование состояло из практичной кожи и стали, сейчас щеголял в бархатном сюртуке немыслимо лилового оттенка. На его широкой груди болтался массивный, безвкусно толстый «золотой» хронометр на такой же толстой цепи. Бижутерия! Но чертовски убедительная в полумраке. На мизинце его левой руки красовался перстень с зеленым стеклом размером с голубиное яйцо.

Рядом, мертвой хваткой вцепившись ему в руку, кокетливо хихикала Машка. Ее рыжие, явно крашеные волосы были уложены в нелепую башню, лицо девицы было густо измазано белилами и румянами, а платье кислотно-желтого цвета кричало громче любого демона. Соломон нанял с пару десятков таких крошек — «девочек для антуража».

Задача была проще пареной репы: изображать пьяных, наглых, тупых как пробка выскочек. Сорить купюрами, орать похабные частушки, хватать «девочек» за мягкие места прямо на глазах у всех. Быть раздражающей, жирной, легкой добычей для шакалов Свинца.

— Ох, барин-батюшка, — кокетливо вздохнула Машка, прижимаясь к нему так, что он почуял ее пот и дешевые духи. Ее пальцы нервно сжимали его руку. — Куда ж мы столько злата-то денем? Уж не в самую ли пасть к Ваське Свинцу забрели? Говорят, тут ихние, с позволения сказать, владения…

Вадим фальшиво расхохотался, звук был громким, натужным, специально рассчитанным на то, чтобы разнестись по тихой улице.

— Да ПЛЕВАЛ Я, душечка, на твоего Свинца! — рявкнул он, размахивая рукой с перстнем так, чтобы стекляшка брызнула изумрудным светом. — У меня денег — куры не клюют, сука! Хоть всю сраную Сенную скуплю! Со всеми девками, крысами и подворотнями! Ха-ха-ха!

Он специально вел Машку по самой гиблой части Сенной — мимо заколоченных лавчонок с выбитыми стеклами, мимо подворотен, где тени казались особенно густыми и зловещими, мимо тускло светящихся окон притонов, откуда доносился хриплый смех и звон стекла. Золото хронометра отчаянно поблескивало при каждом его движении, ловя любой проблеск света, как маячок для акул.

И акулы выплыли. Из тени ближайшего переулка, где пахло мочой и гнилью, вышли трое. Не подозрительные типы, а профессионалы. Коренастые, с тяжелыми походками людей, привыкших бить и ломать. Кожаные куртки, стоптанные сапоги, руки в карманах, но не от холода. Дорогу перекрыли четко, без лишних слов, став живой стеной.

— Эй, мужик, — цокнул языком самый крупный из них. Он шагнул чуть вперед, блокируя путь. — Ты как бы… не туда свернул. Территория у нас тут. Четкая. И светишь ты чем-то… лишним. Не по-пацански это. Совсем. Делиться надо!

Вадим сделал вид, что едва держится на ногах от «хмельного угара». Он покачнулся, широко расставив ноги, и фальшиво икнул. Машка вжалась в него с визгом, но ее глаза, опытные и циничные, быстро метнули оценивающий взгляд на троицу.

— Ва-аши владенья? — протянул Вадим, нарочито заплетающимся языком. Он позволил слюне блеснуть у уголка рта. — А вы кто такие будете? А? Козлы рогатые? Брысь с дороги, щенки, а то огреб… огребете по первое число! Барин вас мигом успокоит!

Бугай злобно усмехнулся, обнажив кривые желтые зубы. Его рука медленно, демонстративно полезла за пазуху куртки. В его глазах читалось презрение и уверенность в легкой добыче.

— Огребем, говоришь? — прошипел он, наклоняясь чуть ближе. — Сейчас посмотрим, кто кого…

Но он не договорил. Движение Вадима мелькнуло молнией… Из-под полы нелепого лилового бархата блеснул ствол черного револьвера с обточенной рукоятью.

Три вспышки. Три выстрела. Они порвали тихую ночь в клочья. И три тела рухнули на грязный, маслянистый асфальт почти одновременно. Точность хирурга. Экономия движения. Никакой паники. Просто работа.

Машка ахнула, коротко и тихо, больше от неожиданности, чем от страха. Она не вскрикнула. Быстро, почти автоматически, достала из декольте смятую папиросу, дрожащими, но привычными пальцами чиркнула спичкой о кирпич стены. Затянулась глубоко со взглядом женщины, повидавшей слишком многое.

— Ого…