Книга 1. «Мы наш, мы новый мир построим…», 1917–1938 - Андрей Константинович Сорокин Страница 101

с зерном. 2 июля 1923 г. замнаркома внешней торговли М.И. Фрумкин направил Сталину письмо, в котором «в дополнение» к соответствующему докладу сделал «краткий обзор экспорта хлеба в 1922 г. и перспективы на 1923/24 г.». Напомним, что 1922-й — это год голода в Советской России[904]. Хлебный экспорт вскоре станет главным источником валютных поступлений. На уже упоминавшемся заседании Политбюро 2 ноября 1925 г. Каменев вновь укажет на едва ли не главную проблему финансово-экономической повестки дня: «Как увеличить экспорт? …Как провести такую политику, о которой Витте говорил: сами не доедим, а вывезем»[905]. Уподобление советской внешнеторговой политики практикам «проклятого» царского режима никого из участников заседания не смутило. Поиски решения поставленной задачи, как мы увидим, будут недолгими. Эта задача казалась неразрешимой только Каменеву, утверждавшему: «Методов тут нет, не нащупаны эти методы»[906]. Сталинское большинство советского руководства увидило перспективу в коллективизации сельского хозяйства как инструмента для мобилизации товарного хлеба, производимого в стране, и вскоре приняло соответствующие решения.

Нэп развязал хозяйственную инициативу крестьянства, что привело к росту рыночного предложения продуктов сельскохозяйственного производства. В то же время восстановление промышленности резко отставало от роста аграрного сектора. Недостаток промышленных товаров «народного потребления» и орудий сельскохозяйственного производства вел к двояким последствиям. С одной стороны, произошло резкое подорожание дефицитных товаров промышленного производства, с другой — невозможность купить промышленные товары из-за их недостатка и осознание неэквивалентности предлагавшихся условий обмена принуждало крестьян придерживать до лучших времен продукцию аграрного сектора или направлять ее на личное потребление.

Разразившийся кризис ударил прежде всего по рабочему классу. Начали закрываться промышленные предприятия, число безработных превысило миллион человек. Хронический характер приняла задержка заработной платы, регулярными стали попытки выдавать зарплату не в советских денежных знаках, а облигациями государственного займа.

Недовольство со стороны рабочих начало принимать форму забастовочного движения. В августе 1923 г. Сталин направил в Нижегородский губком шифротелеграмму об обмене выданных рабочим в счет заработной платы облигаций на советские денежные знаки. Так ЦК отреагировал на конкретный случай недовольства со стороны рабочих принудительным характером выдачи облигаций вместо денег в качестве заработной платы[907].

В связи с задержками заработной платы рабочим Донбасса и произошедшими в результате этого забастовками Сталин в ноябре 1923 г. направил шифротелеграмму секретарю ЦК КП(б) Украины Э.И. Квирингу[908].

В качестве одной из мер преодоления экономических затруднений, возникших в ходе развертывания нэпа, советское руководство весной 1924 г. провело денежную реформу и осуществило переход к твердой валюте (червонец). Эти меры резко ограничили сферу натурального обмена, расширили рынок, стабилизировали и значительно увеличили денежное обращение. Сталин участвует, пусть и не слишком активно, в оргработе по подготовке реформы, о чем свидетельствует записка, направленная Г.Я. Сокольникову, под руководством которого и была осуществлена денежная реформа[909].

Надо сказать, что Сталин, как и все высшее партийное руководство страны, к моменту развертывания нэпа подошел с очень небольшим запасом теоретических и практических знаний и навыков в сфере финансово-экономической политики. Единственный опыт практической работы в этой сфере он получил, возглавив ненадолго в годы Гражданской войны Украинскую армию труда, о чем было рассказано выше. Впрочем, способ решения экономических проблем, с какой целью и создавались трудармии, принадлежал к числу мер внеэкономических — военно-приказных. Никаких других теория и практика большевизма тогда не знала. Поэтому переход к нэп должен был немало озадачить партийное руководство. Тем удивительнее сегодня может показаться стремление Политбюро «замкнуть» на себя и на партию в целом решение экономических проблем. «Классовое чутье», судя по всему, было призвано подсказывать нужные решения и в этой сфере.

Шифротелеграмма И.В. Сталина секретарю Нижегородского губкома РКП(б) Н.А. Угланову с сообщением постановления ЦК об обмене облигаций выигрышного и хлебного займов на денежные знаки

2 августа 1923

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 167. Д. 8. Л. 70]

Записка И.В. Сталина Г.Я. Сокольникову о проекте «денежной реформы»

21 апреля 1922

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 670. Оп. 1. Д. 32. Л. 1]

С возвращением к товарно-денежным отношениям в экономике встала проблема источников финансирования инвестиций в реконструкцию промышленности. Руководство страны начало поиски возможностей получения займов, кредитов, привлечения иностранных инвесторов. Одним из направлений стало создание концессий на территории СССР с участием иностранного капитала и сырьевой экспорт. Вопросам организации концессий и торговли лесом с Японией посвящена, например, шифротелеграмма Сталина от 8 марта 1923 г., адресованная секретарю Дальневосточного бюро ЦК РКП(б) Н.А. Кубяку[910]. ЦК будет держать под контролем функционирование концессий, включая вопросы их финансирования. Сталин выступил против их кредитования советскими банками. В ноябре 1925 г., разбирая деятельность концессии А. Гарримана в Чиатуре (Грузия), он направил шифротелеграмму секретарю Закавказского крайкома РКП(б) Г.К. Орджоникидзе с указанием на то, что «работа частных предпринимателей должна производиться не на средства наших банков, а на средства Гарримана и компании…»[911]

Проблема вытеснения частного капитала была поставлена в повестку дня советским руководством еще в те годы, которые принято ассоциировать с периодом расцвета новой экономической политики. 1 апреля 1924 г. Политбюро приняло решение о преобразовании Комвнуторга в Наркомат внутренней торговли и определило его основной задачей «овладение рынком со стороны госторговли и кооперации за счет частного, в первую очередь оптового, торгового капитала и осуществление активного контроля за деятельностью частного капитала»[912].

Одним из источников пополнения государственного бюджета в 1920-х гг. являлась торговля алкоголем. Сталин не раз будет обращаться к этой теме. В отличие от Троцкого, постоянно выступавшего против отмены «сухого закона», Сталин занял противоположную позицию. В сентябре 1930 г. он выскажется в письме Молотову вполне определенно: «Нужно, по-моему, увеличить (елико возможно) производство водки. Нужно отбросить ложный стыд и прямо, открыто пойти на максимальное увеличение производства водки…»[913]

Путь к такого рода решениям будет сложным и долгим, в том числе из-за разногласий по этому вопросу в среде партийного руководства. Так, например, в 1923 г. и сам Сталин будет придерживаться прямо противоположной позиции[914]. Однако уже в 1924 г. ЦИК и СНК СССР приняли постановление о разрешении производства и продажи алкогольных напитков крепостью не выше 30 градусов, в июле 1925 г. Политбюро заслушало вопрос «О спиртовой промышленности», в августе того же года ЦИК и СНК утвердили «Положение о производстве спирта и спиртных напитков и торговле ими». Так будет полностью аннулирован «сухой закон» и введена казенная винная монополия[915], ставшая одним из серьезных источников пополнения советского бюджета.

Шифротелеграмма И.В. Сталина секретарю Закавказского крайкома РКП(б)