Развод. Моя новая жизнь - Елена Безрукова Страница 16

— Да что ты такое говоришь, котёнок мой… Люблю. Конечно, люблю! Но…. просто жить не буду больше тут. Но… Это же ничего не меняет, ты слышишь?

— Как же не меняет, если ты теперь ту тётю любишь, а маму — нет?

— И маму люблю…. Просто.… по-другому, — ответил Степан, и я горько усмехнулась.

Ну да — распространённая мужская логика. Люблю — жену, а пожамкать задние орешки хочу у той, что помоложе. Что ж тут непонятного?

— Разве можно жену начать любить иначе? И полюбить двух тёть?

Я снова тихо вздохнула и вытерла набежавшие на глаза слёзы. Вот так, Варенька, бывает…

— Ну я же не виноват, что ваша мама… Что у нас так вот всё вышло! Дети, ну не казните меня хоть вы! — запричитал Степан.

— А кого винить за всё? — гремел Димка, словно не в себе. — Может, мать перед нами всеми виновата теперь?

— Нет, нет.… Конечно же мама ни в чём не виновата.… Просто так вышло.

— Короче, хватит сопли жевать. Ты уходишь? Ты выбрал какую-то молодую дрянь вместо матери?

— Ну не надо таких слов, Дим! Ты еще молодой и жизни не знаешь…

— Да пошёл ты со своими нравоучениями знаешь куда? Предавать жену спустя тридцать лет брака и трое детей — поступок гниды, ясно тебе?

— Слышишь, ты что сказал, сосунок!

— Папа!!

Громкий, испуганный плач Вари заставил меня выскочить из спальни.

Дима и Степан сцепились в не шуточном бою…

23.

Насилу я их разняла, еле сдерживая себя, чтобы не разрыдаться — отец и сын дрались впервые на моей памяти!

— Знаешь что? — сказал, тяжёло дыша, Дима Степану. — Нету у меня отца больше. Ты понял? Я переночую у Арины. Мам, не переживай, просто…. Нет сил тут оставаться, пока…этот здесь!

Димка стремительно обулся, схватил куртку и шапку и просто выбежал из квартиры, я даже не успела его остановить, окликнуть.… Мне оставалось лишь устало вздохнуть, закрыть за ним дверь и вернуться в комнату. Дима не пропадет и обязательно позвонит, как доедет. Решил поехать к Аринке — пусть едет. Тяжко ему сейчас, может, возле любимой девочки немного и легче станет. Бежать за уже взрослым, совершеннолетним сыном, я смысла не видела. Там, в комнате, девчонки плакали, прижавшись друг к другу — им моя помощь сейчас нужнее….

Степан стоял посреди гостиной, опустив голову, и тяжело дышал.

Дошло до него, что натворил. Только уже назад ничего не воротишь…. И как уж он будет отношения с детьми налаживать после всего этого — одному богу ведомо.

Стоило оно того?

— Я…. уложу Варю, — сказала Нина, вставая с дивана. — Мне кажется, вам…. стоит договорить.

Она увела рыдающую младшую сестру в её комнату, а мы со Степаном уставились друг на друга.

О чём нам договаривать? Мне — не очень совершенно. Наверное, Нина просто надеется, что мы всё еще можем помириться, договориться, передумать разводиться и прочее… Но этого не будет.

Впрочем, я была благодарна дочери, что она увела младшую сейчас. Я готова была сесть и разрыдаться, и точно не сделала бы Варьке лучше.

Я зайду к ней через полчасика, когда заставляю себя успокоиться. Ради неё — именно, заставлю. А сейчас у меня просто минутная слабость…

Стёпа зачем-то поплёлся следом за мной, в спальню.

Я думала, он уедет. Эта его ждёт же.

Разговор с детьми закончен на сегодня, хоть и так себе вышел. Девчонок сейчас успокаивать тоже бессмысленно — они слишком злые на него, и он это прекрасно понимает. Сейчас лучше уехать и дать всем немного успокоиться.

— Ты почему не уехал еще? — спросила я без обиняков, когда он вошёл в спальню следом за мной.

А смысл теперь выделываться? Мы больше никто друг другу. Почти — никто.

Если бы не дети, я бы его больше и на порог дома бы не пустила.

Но если уж я родила троих детей от этого мужчины, то считаться с его присутствием в нашей жизни все же придётся всегда. И сейчас, и завтра, и через год.

Если, конечно, он не посчитает нужным больше не заботиться о собственных детях.

Родят с молодыми орешками общего малыша — и поминай, дети, папку, как звали…

Мало ли таких историй по всему миру….

Я стояла у окна и смотрела на падающий за окном снег. Такая усталость и апатия вдруг напали… Я обнимала себя, словно бы мне было холодно. Мне и было холодно, только изнутри — душа у меня замёрзла. В груди у меня настоящая вьюга и стужа разыгрались… И трясло меня так, словно бы я замёрзла от стужи изнутри.

— Я хочу остаться одна.

— Я…. просто хочу некоторые вещи забрать, — отозвался он глухо. — Я тут полжизни прожил, если ты помнишь.

— Думаешь, можно было за сутки всё забыть?

— Вряд ли…

— Ну, так собирай свои вещи, — повела я плечом, словно мне стало зябко. — И уходи.

У Степана трезвонил телефон без устали. Наверное, ему звонила “тренер”, но он почему-то не спешил к её орешкам…

Стёпа шебуршил на заднем фоне, но я всё смотрела и смотрела на падающий снег.

Эта зима совсем не такая, как последние двадцать девять лет. Скоро — тридцать.

Совсем скоро у меня день рождения. Потом — Новый год.

И впервые я проведу эти праздники в одиночестве… Максимум, кто со мной будет — дети. А впрочем — а кого еще нужно? В моей ситуации — никого.

Хочу ли я теперь вообще отношений с мужчинам?

Нет.

Пережить снова эту боль потерь и предательств, когда он найдёт замену мне получше? Нет уж, одного раза мне хватит.

Наигралась я в любовь.

“Гадость — эта ваша заливная рыба!”

Я заметила, что шум стих, и поняла, что Стёпа сборы закончил.

— Собрался? — спросила я.

— Да. Нет. Не знаю.… Знаешь, такое странное чувство: все остаются, а я — ухожу. Трудно взять и уйти.…из дома.

— Это был твой выбор, — пожала я плечами. — Предлагаешь мне пожалеть тебя? Извини, не могу.

— Да нет, я…

Я не ожидала, что он окажется прямо за моей спиной. Так глубоко задумалась, что не заметила, как он подошёл сзади. И оказался близко…

— Люба… — он сжал мои плечи своими руками и развернул